– Нет, это даже занятно. Я, конечно, догадывался, что вы будете искать недостатки. Но полагал, что их вы припишете мне, а не собственной дочери.

– Я не ищу недостатки! Я боюсь, что потом, когда туман рассеется, вы поймете, что вас ничего не связывает. Кроме секса – в вашем случае. И волнующего ощущения новизны – в ее. И тогда будет больно. Всем. Конечно, если речь идет о чем-то серьезном.

– Я думаю, мы справимся.

Катя могла бы поспорить, но… Понимала, что если сейчас выступит жестко против, лишь испортит отношения с дочерью. Жанка была слишком своенравной. И упертой. С другой стороны, Катя вообще не понимала, как теперь быть. Все как-то навалилось. Сразу со всех сторон. Она ужасно себя чувствовала. Просто… ужасно. Казалось, мир, который она с таким трудом собрала по кусочкам, дрогнул и стал опасно раскачиваться.

– Я не знаю, что сказать, – призналась честно.

– Вот ничего и не говори, – сказала Жанка, вплывая в комнату. Знать, что твой ребенок, пусть даже взрослый и совершеннолетний, был только что с мужчиной, было до ужаса неловко. Как? Когда она повзрослела… настолько? Ее маленькая глупая девочка. В носу все сильнее щипало.

– Не буду, – пообещала Катя.

– Эй! Мам! Ну, ты чего? Ничего плохого ведь не случилось.

Наверное, Жанке и впрямь так казалось. В начале пути мы всегда чувствуем эйфорию. А вот финал у каждого чувства свой. Как она переживет его? Как придет к нему? Ее девочка…

Может быть, Кате стоило ударить кулаком по столу. И потребовать, чтобы Жанка прекратила встречаться с Князевым. Но сама остро переживая влюбленность, Катя понимала, что ничего… абсолютно ничего хорошего из этого не выйдет. Как можно запретить любить? Ведь это все равно, что запретить дышать. Потребовать можно. Но выполнить нельзя.

– Ничего. Я просто ужасно по тебе соскучилась. Иди сюда…

Жанка скосила взгляд на Князева и птичкой влетела в Катины объятья.

– Я тоже соскучилась! Ужасно. А хочешь, мы с тобой куда-нибудь сходим? Или дома вечеринку устроим! Позовем всех-всех… М-м-м? Что скажешь?

– Можно. Только не сейчас. Я едва не падаю от усталости. Да и нога…

– А что с ней? – Жанка отстранилась, разглядывая Катину многострадальную конечность. Вот ведь – Князев сразу ее хромоту заметил. А Жанна вообще не обратила внимания.

– На ежа наступила.

– О господи! Наверное, тебя нужно обследовать. Ваня сможет договориться… Да, Вань? – Жанка обернулась к Князеву. Подумать только. Она его называла по имени!

– Нет! Ни о чем не надо договариваться. Мне оказали всю нужную помощь. Осталось отлежаться.

– Ну, раз моя помощь не нужна, я, наверное, пойду. – Князев бросил взгляд на часы. – Дел по горло.

Кате понадобился не один день, чтобы прийти в себя. Чтобы заново привыкнуть к шуму и спешке большого города, в котором она родилась, росла и взрослела. В котором знала каждую улочку, каждый закуток. В котором все ей было знакомо до боли. А теперь будто бы стало чуждо. И возможно, поэтому Катю не покидало ощущение дежавю. Да, с ней вроде бы это уже когда-то происходило – и этот город, и эта жизнь. Вроде бы… Но не точно. 

Да и свое возвращение она представляла совсем не так. Думала, они с Жанкой друг от друга не скоро отлепятся. Даже взяла две недели отпуска, чтобы побыть с дочкой. Но с таким же успехом Катя могла этого и не делать. Жанке было совсем не до вернувшейся из дальних краев матери. Она была вся в любви. Катя, только-только пережившая нечто подобное, как никто её понимала. А потому нисколько не обижалась. Лишь вздыхала, провожая дочь на очередное свидание. И глотала готовые сорваться с губ слова. Связь Жанки с Князевым ее немного пугала. А впрочем, нет! Не так. Пугала сильно. Но Катя так же понимала – что бы она сейчас ни сказала, какие бы аргументы ни привела, дочь, находясь в острой фазе любовной горячки, ее не услышит.

– Мам, ну, ты скоро?! Я тебя уже полчаса жду!

– А я тебя ждала девять месяцев. А потом еще десять часов рожала, – усмехнулась Катя.

– И как оно? – неожиданно посерьезнела Жанка, вглядываясь в глаза матери.

– Что именно?

– Рожать.

Катя медленно отложила тюбик помады. Сглотнула, прежде чем выдавить из себя:

– А что тебя вдруг эта тема заинтересовала?

– Да просто. Это же, наверное, крипово – жесть. Особенно, когда ничего такого не планировал.

– Мы тебя планировали.

– Ага. В восемнадцать лет. Перестань, ма, я же не дура.

– Кажется, мы торопились, – не зная, что ответить, Катя решила сменить тему вовсе. – Если справимся быстро – можем провести вечер вместе.

– Дома на диване? – скривилась Жанка.

– Почему сразу дома?

– Потому что ты из дома не выходишь совсем. Скука смертная.

– Ах вот как? Значит, сегодня выйду обязательно.

– И куда же ты пойдешь? Дай угадаю. К бабушке?

– А вот и нет. К нотариусу! Переписать завещание… – пригрозила Катерина дочери, с трудом сохраняя на лице серьезную мину. В ответ та рассмеялась. И крепко обняла мать.

– Извини. Я, наверное, совсем тебе не уделяю внимания.

– Ничего. Я-то и сама не подарок. Укатила. Оставила тебя здесь одну.

– Ну, и ладно. Я же не дура, мам. И не ребенок. Понимаю, что ты так смерть папы переживала. Не очень-то тебе эта поездка помогла, да?

– Почему же? – занервничала Катя.

– Потому что ты тоскуешь до сих пор. Сидишь с отсутствующим видом. В окно, вон, пялишься. Чего ты там только не видела?

То, что дочь заметила ее состояние, Катю очень сильно удивило. А вот то, что она совершенно неправильно интерпретировала происходящее, ударило под дых. Наотмашь. Заставило почувствовать себя обманщицей. Ведь говоря откровенно, тосковала Катя совсем по другой причине. И еще неизвестно, как бы дочь отреагировала, если бы знала, по какой именно. Может быть, вообще бы ее возненавидела. За предательство отца, которого она обожала.

– Я в порядке, Жан. Правда. Давай все же поторопимся.

Поход по магазинам немного отвлек. Девочки остаются девочками, что бы ни случилось. Новое платьишко всегда поднимает настроение. Или туфельки. Или сумочка.

– Как тебе эта? По-моему – супер. Возьмем?

Катя кивнула. Посмотрела на ценник и тут же отложила вещицу в сторону.

– С ума сошла? Ты видела, сколько она стоит?

– Да не очень-то и дорого.

Может быть, если бы Жанка знала, как эти деньги даются – она бы рассуждала иначе. Но та не работала ни дня в своей жизни. И, наверное, не очень понимала, как это – жить на одну, пусть и достаточно большую зарплату.