К этому времени Флетчер достаточно насмотрелся на туземцев, чтобы оценить, представляют ли они опасность. Даже если они демонстрируют дружелюбие и гостеприимно встречают корабли, не убьют ли они потом гостей во сне? Не украдут ли жизненно важные припасы? Они могли не замышлять ничего дурного, а могли, наоборот, оказаться приспешниками дьявола (особенно если судить по их внешнему виду). «Они ходят нагими, за исключением меховой шкуры, которую набрасывают на плечи, когда сидят или лежат на холоде… Некоторые из них… в знак особого отличия прикрепляют по обе стороны головы простые большие перья, так что издалека кажется, будто бы они рогаты; если у чертей и впрямь есть рога, человек с подобной головой и голым телом очень напоминает черта».

В целом они выглядели довольно впечатляюще: «Вся их отвага и стремление выделиться среди прочих выражается в том, как они раскрашивают свои тела различными красками и украшают их со всевозможными ухищрениями. Одни натирают лицо серой или другим подобным веществом, другие красят тело целиком в черный цвет, оставляя белой только шею сзади и спереди, подобно тому, как наши девицы носят косынку, оставляя открытой шею и часть груди. Есть такие, кто красит одно плечо в черный цвет, а другое в белый, и так же крест-накрест раскрашивает бока и ноги в два цвета, противоположные друг другу. На черной части нередко изображены белые луны, а на белой части – черные солнца, которые суть символы и знаки их богов». Флетчер предположил, что краска на теле имеет не только декоративную, но и защитную функцию и «оберегает их… от пронизывающего холода. Ибо краска, плотно лежащая у них на коже (или, вернее сказать, впитавшаяся в их плоть, поскольку они постоянно снова и снова наносят на себя эти красящие вещества и соки, и те проникают сквозь кожу), так плотно заполняет поры, что ни воздух, ни холод не могут проникнуть внутрь». Черти они или нет, признавал Флетчер, но «тело у них чистое, красивое и сильное, а ноги быстрые, и кажутся они очень подвижными».

Пока люди Дрейка бродили по окрестностям, шумно отстреливая птиц и дичь, местные жители молча охотились с луками и стрелами, сделанными из тростника, «с наконечниками из кремня изящной формы и весьма искусно выточенными». Пищу они ели сырой. Иногда англичане находили «окровавленные останки тюленей, которых туземцы рвали зубами, словно собаки».

В малоизученной жизни этих людей не хватало, по мнению преподобного Флетчера, самого главного – искупления первородного греха. «Нет, по моему разумению, ничего более прискорбного: такой добрый народ, такие веселые создания Божьи вовсе не знают истинного и живого Бога». Если бы только можно было с этим что-то сделать. На его взгляд, эти люди «вполне сговорчивы», и их «было бы нетрудно присоединить к стаду Христову» вместе с их плодородными, захватывающе прекрасными землями, способными «вознаградить любого христианского князя в мире, чудесным образом расширив его владения».

Хотя этот вопрос так и остался нерешенным, люди Дрейка сумели завоевать любовь и уважение жителей Нового Света, не сделав ни единого выстрела и не пытаясь обратить их в христианство. К капитан-генералу, по словам Флетчера, они относились как к отцу, а к другим матросам «как к братьям и добрым друзьям».

Главное скрывалось в мелочах. Однажды утром патагонец, «стоявший рядом с генералом и заметивший у него на голове алый морской колпак, пришел в восторг от этого цвета, смело снял его с головы генерала и надел на себя». Но затем, побоявшись, что Дрейку это не понравится, он «быстро схватил стрелу, выставив ногу, глубоко ранил свою икру и, смазав руку кровью, протянул ее генералу». Этот неожиданный жест, по-видимому, «означал, что он так сильно любит его [Дрейка], что готов отдать за него свою кровь, и что поэтому он не должен сердиться из-за такой малости, как шапка». Магеллан или Колумб могли бы усмотреть в этом инциденте casus belli, но Дрейк, судя по всему, отнесся к проникновенному извинению вполне благосклонно.

Когда патагонцы пытались подражать англичанам, это выглядело иногда комично, а иногда жалко. Однажды утром, стоя рядом с матросами, которые угощались вином, один патагонец тоже решил «взять в руку чарку». Но «крепкое канарское вино не пошло ему на пользу». Наоборот, оно «бросилось ему в нос и так внезапно ударило в голову, что он мгновенно опьянел… и уселся плашмя на зад, не в силах устоять на ногах». Его соотечественники в смятении отпрянули, вероятно, посчитав, что англичане «убили этого человека; однако же он, крепко держа в руке чарку, из которой не пролил ни капли вина, решил попробовать выпить еще раз», на этот раз сидя, а не стоя. Сгорая от любопытства, великан «то и дело принюхивался и прикладывался к чарке и наконец осушил ее до дна, и с этого времени так полюбил вино, что каждое утро спускался с гор с громким криком: «Вино, вино, вино!», подходил к нашей палатке и выпивал столько, что хватило бы на двадцать человек».

Наблюдая за патагонцами, Флетчер и его товарищи замечали все больше интригующих подробностей. «Едва ребенок появится на свет, мать сразу же несет его туда, где специально разведены два костра или несколько костров» и кладет там на подстилку из тростника, «а затем поливает тело ребенка страусиным жиром», смешанным с серой или иным веществом, чтобы эта смесь «вошла в поры кожи и запечатала их», защищая тело от холода и ветра.

Взрослые мужчины «просверливают отверстия в хряще носа и в нижней губе и вставляют в каждое гладко отполированную палочку или кость длиной три или четыре дюйма, которые, перекрещиваясь, придают им грозный вид, наводящий ужас на врагов. Мужчины носят столь длинные волосы, насколько позволяет природа, и ни разу в жизни не стригут их; когда они распускают волосы, те покрывают их тело до ягодиц, а иногда и значительно ниже; обычно же они перевязывают волосы шнурком из страусовых перьев и хранят в них всевозможные предметы (за исключением луков), которые носят с собой. Волосы служат им и колчаном для стрел, и ножнами для кинжала, и футляром для зубочистки, и чехлом для палочек для добывания огня».

Патагонские мужчины выглядели впечатляюще, но патагонские женщины отличались «таким необыкновенным ростом и статью, что с ними не мог бы сравниться ни один сын человеческий, живущий в мире в наши дни». И если патагонские мужчины «никогда не стригли своих волос, то женщины, напротив, всегда стригли волосы коротко, или, вернее, брили голову кремневой бритвой, сделанной