– Одной рукой подписывает приказ о твоей награде, а другой – письмо Педеру Понтусу о твоей казни. Армия его любит, церковь уважает, народ боится. Но, – Евгениус сделал театральный жест, приложив руку к сердцу, – потеря сына сильно сказалась на его здоровье. И хотя ни при дворе, ни на людях он ни разу не дал повода усомниться в его силах, все знают о штабе врачей, которые дежурят в доме Канцлера. Говорят, старая отрава дает о себе знать, но кто-то считает, что его убивает безнадега. Тылы Канцлера ничем не прикрыты. Еще лет десять он продержится, но потом…

– А потом наступят следующие десять лет, и Бархатный Человек покажет, что под мягкой тканью скрываются стальные мышцы! – голос Терезы прозвучал неожиданно громко. – Евгениус, с каких пор ты стал таким ворчуном? Элджерон нас всех переживет, к гадалке не ходи. Помнится, лет так пятнадцать назад многие говорили о том, что еще немного и Канцлер рассыплется, как старый лист бумаги, но где они сейчас, те, кто так говорили? Одни поменяли доброе имя на презренный титул каргалов, а другие давно гниют в могилах. Давайте выпьем за здоровье нашего старика! Чтобы ему еще сто лет править!

«С каких пор ты так полюбила Канцлера, Тери?», – с удивлением подумал Арлинг, прислушиваясь к тому, с каким энтузиазмом наполняли кубки драганы, собираясь чествовать Бархатного Человека, который для многих стал причиной ссылки в Самрию. Лицемерили или настолько соскучились по Согдарии, что хотели вернуться домой любым способом?

– А что там с сыном-то его стряслось? – спросил Сейфуллах, осушив бокал. Арлинг мгновенно пожалел, что не успел наполнить его, до того как мальчишка открыл рот.

Впрочем, вопрос Аджухама застал врасплох не только его. Тереза медленно опустила бокал, так и не сделав ни глотка. Движение было плавным и внешне спокойным, но по тому, как донышко сосуда нервно звякнуло о поверхность стола, Арлинг догадался, что на душе у сестры Даррена прогремел гром, и сверкнула молния.

– Грустная история, – охотно отозвался Евгениус. – Канцлер постарался сделать все, чтобы скрыть правду, но даже ему не под силу что-то утаить в Согдиане. А правда в том, что парень захотел поиграть во взрослые игры и связался с Дваро. Может, ему надоело ждать, пока звездный отец поделится с ним властью, а может, что другое. Говорят, он был вспыльчивым малым, загорался от каждого слова и дрался на дуэлях едва ли не со всем двором. Зато он ходил в любимчиках у императора. Тот его часто приглашал к себе в летнюю резиденцию. Потому все дуэли ему с рук и сходили. Бабником был страшным, ни одной юбки не пропускал. Да женщины и сами на нем висли. Еще бы – жених с видом на императорский трон. С деньгами у него проблем никогда не было. Рассказывали, что отец подарил ему несколько деревень, с которых ему шел постоянный доход, ну и с карманными расходами сына не обижал. Как-то на прогулке мальчишка купил всей свите по дорогому арвакскому скакуну, а дамам – еще и по карете. Просто так. А потом зачем-то связался с Дваро. О чем у них уговор был, никто не знает, да это уже и неважно. Принц, не будь дураком, его наивностью воспользовался. Тот, разумеется, терпеть не стал и вызвал его на дуэль. Сын Канцлера, конечно, был неплохим дуэлянтом, но его шпага знала рапиры тренировочных залов, да, в лучшем случае, клинки придворных, а жало принца было закалено в боях с Жестокими. В общем, Дваро его покалечил. Сильно порезал, переломал всего. Одно время двор только и болтал о врачах, которых привозили в особняк Канцлера со всего света. Многие думали, что Элджерона все-таки отравили, но правда была в том, что Бархатный Человек не себя тогда лечил, а сынка пытался спасти. Так что у него есть очень веские причины желать Дваро смерти.

– Не повезло парню, – протянул Сейфуллах, а Арлинг услышал, как Тереза неслышно выдохнула. Как и он сам, на протяжении всего рассказа она старалась не дышать.

– А я слышал другую историю, – вдруг вставил кто-то из драганов. – Мальчишка подцепил во Флерии какую-то заразу, вроде той, что у нас сейчас в Иштувэга. Сначала у него отнялись ноги, а потом все тело. Говорят, Канцлер сам его задушил, чтоб не мучился.

– Ну, это совсем жуть, – пожилая дама с огромным веером, который издавал противный треск, деловито протолкалась в образовавшийся круг. – Любите вы преувеличивать. Все было просто до банальности. Никаких дуэлей, болезней или заговоров. Элджерон слишком поздно вспомнил, что у его сына много денег и мало мозгов. Он был глуп, как нарзид, и упрям, как базарный осел. Когда все его сверстники сдали экзамены, свои он благополучно провалил, а документы об окончании школы купил. Канцлер-то, конечно, спохватился, но было поздно. Наследник оказался бесперспективен. Элджерон не тот человек, который сдается, поэтому он отправил мальчишку учиться в Шибан в надежде, что чужбина и отсутствие папочкиной поддержки, а главное – денег, научит его уму разуму. Однако эксперимент не удался. Что с парнем стало в Шибане – разное говорят, но правда в том, что из Академии Корабелов, куда устроил его отец, он сбежал. И исчез с концами. То ли в драку ввязался не по силам, то ли решил, что ему не хватает приключений и отправился в Песчаные Страны. В общем, искали его долго, годами, но так и не нашли. Говорят, что Канцлер из-за этого случая Шибан недолюбливает, и дело тут вовсе не в заговоре корабелов с песчаниками.

С предложенной версией опять не согласились, кто-то вспомнил историю о диком звере в Грандопаксе, который напал на сына Канцлера, его покалечив, и халруджи неожиданно захотелось глотнуть свежего воздуха.

Оставив Сейфуллаха обсуждать слухи о своем прошлом, Регарди подошел к окну, но, как назло, сегодня ночной воздух не спешил остывать. Его горячие волны смело проникали в окно, рисуя на висках узоры из капель пота, которые с легким шипением скатывались по раскаленной коже и впитывались в повязку. Странно получилось. Образ молодого Арлинга, оставшийся в головах согдиан, должен был оставить его равнодушным, но отчего хотелось крикнуть в лицо каждому: «Нет! Я не был драчуном, бабником и транжирой! Меня не убивал отец, и я никогда ничем не болел кроме простуды в детстве!».

Если орел слишком часто бьет крыльями, крылья ломаются. Так говорил иман. Арлинг Регарди сломал свои крылья, потому что пытался летать, не научившись держаться на ногах. Но кому это было сейчас интересно?

Подхватив оставленный кем-то бокал, халруджи осушил его до дна, чувствуя, как пряное вино заставляло кровь бежать по венам быстрее.

– Хватит вам из пустого в порожнее переливать, – ворвался в голову халруджи голос дочери самрийского наместника. – Уж кто должен знать правду, так это его невеста. Правда, Тереза?

Девица оказалась шкатулкой с секретом. Арлинг почувствовал, как сестра Даррена растеряно отступила назад, неловко оперлась о руку Сейфуллаха, потерла щеку, но справилась с собой на удивление быстро.

«Давай, Тери, поведай миру правду».

– Бывшая невеста, – отчетливо произнесла она. – Я разорвала помолвку еще до того, как он исчез. Повесился ли он или сгинул в Шибане – мне все равно. Одно могу сказать. Он был слабаком, маленьким человеком, страдающим от славы своего отца. Он стоит жалости, о таких не стоит вспоминать. Лучше поговорим о настоящих мужчинах. Я уже вижу, что Самрии есть, что показать.