Капитан носил колоритное имя – Гайс Нильский. И, конечно, он был шибанцем. Кто еще мог быть настолько сумасшедшим, чтобы возить контрабанду на опальные острова?

– Зря слепого привел, не к добру, – проскрипел старик, тыча в Арлинга заскорузлым пальцем, с которого капал бараний жир, пачкая роскошный ковер из белого ахара, устилавший каюту. Они застали капитана за трапезой, которую он любезно предложил с ним разделить, но, к радости Регарди, Сейфуллах отказался. Мясо в котелке подозрительно пахло журависом, а кофе имел странный аромат незнакомой специи.

Переговоры были недолгими. Капитан потребовал за услуги огромную сумму, которую было трудно произнести. Сейфуллах, следуя кучеярским традициям и зову крови, попытался сбить цену, но натолкнулся на толстокаменную стену шибанского непонимания. Южные соседи славились особой устойчивостью к талантам кучеяров вести торги, которые обычно заканчивались поражением последних. Капитан Гайс не стал исключением. Сейфуллаху очень хотелось на Птичьи Острова, а шибанец прекрасно знал, что кроме него никто туда в ближайший месяц не поплывет.

В результате, он забрал весь мешок золота в качестве залога с условием, что Аджухам принесет еще четыре на следующее утро. Арлингу было интересно одно – останутся ли каргалы столь же преданными мальчишке, когда узнают, что он променял почти все золото на сомнительное путешествие. И если нет, то насколько далеко он, халруджи, сможет зайти, если конфликт состоится. Ему уже давно хотелось отрубить головы обоим. За время, проведенное вместе в пустыне, каргалы превратились в болезненную мозоль.

– Его туда не бери, – сказал капитан Гайс напоследок. – Драганов они на дух не переносят. Если увидят на моем корабле, пристрелят и меня, и его. Или съедят.

– Я тебе плачу целую кучу золота, – сердито ответил Сейфуллах. – Уж постарайся что-нибудь придумать, чтобы его не увидели. Ты же как-то провозишь контрабандные зеркала. Так вот представь, что халруджи – большое зеркало. Или я найду другого капитана.

Гайс что-то пробурчал в ответ, но Арлинг сделал вывод, что золота он потребовал действительно много. И ему не хотелось так легко с ним расставаться. Похоже, предстояла малопривлекательная поездка в тесном трюме. Где еще капитан мог его спрятать?

С этими невеселыми мыслями, Регарди покинул старую баржу, которая в скором времени должна была доставить их туда, где ему меньше всего хотелось быть. Несмотря на то что торг не удался, Аджухам пребывал в хорошем настроении. Предоставив халруджи право вести лошадь, он напевал себе под нос, с царским видом разглядывая прохожих.

– В корчму, – скомандовал Сейфуллах. – В любую, где подают хороший плов и настоящую мохану. Я зверски проголодался.

Пить с утра было не лучшей идеей, и Арлинг приготовился к напряженному разговору. Пьяный Аджухам был плохо управляем и доставлял много хлопот.

– Господин, – начал он издалека, – а что вы думаете о…

Предложение позавтракать в гостинице закончить не удалось.

Женский крик вырвался из уличного гомона, потонул в шуме толпы, снова взвился к синему небу и рассыпался мелким бисером по портовой площади. Рука Сейфуллаха дернулась к эфесу клинка, но халруджи его остановил – не было необходимости. Такое в портовых городах происходило по тысяче раз на день и могло случиться с каждым.

«Это не наше дело», – подумал Арлинг, но тело среагировало быстрее. Мальчишка-вор, укравший у женщины сумочку, бежал прямо на него, умело лавируя между теми, кто пытался его остановить. Когда маленький грабитель поравнялся с ними и нырнул под брюхо лошади Аджухама, Арлингу не стоило труда сделать ему подножку.

Воришка с грохотом растянулся на земле, и Регарди почти физически ощутил запах крови на свежих ссадинах, появившихся на его локтях. Придавив парня коленом, он отобрал сумочку, обнаружив, что она была согдарийской – из змеиной кожи. Кучеярки были слишком суеверными, чтобы носить изделия из кож рептилий. Похоже, мальчишка обокрал гранд-даму из столицы, приехавшую полюбоваться местной экзотикой.

Регарди не ошибся. Драганка уже мчалась к ним, не переставая кричать. На этот раз от радости. Впереди нее несся шлейф духов, букет которых составлял тяжелую смесь гвоздики, пиона и амбры – выбор зрелой, уверенной в себе женщины.

– Пустите! – пропищал сорванец, и Арлинг почувствовал себя препогано.

– Молодец, – похвалил Аджухам, спешиваясь и забирая у него сумочку. Он уже предвкушал приключение. Все кучеяры любили зрелища, особенно те, в которых были замешаны женщины и стража. Последние уже проталкивались к ним сквозь толпу зевак и прохожих.

– Сам пальцы ему не руби, – распорядился Сейфуллах. – Сдадим охране, незачем нам в его крови пачкаться.

Услышав про наказание, воришка взвыл и впился зубами в руку халруджи. При желании Арлинг мог эту боль даже и не заметить, но в том-то и дело, что желания у него не было. От пленника остро пахло страхом, злостью и… безнадегой. За сумочку, украденную у знатной согдианки, мальчишка мог лишиться двух больших пальцев. Суровый приговор для человека, чья жизнь проходит на улице. Кусаться малец умел. Теперь Регарди чувствовал и запах своей крови тоже. Дама и стражники уже были близко. Так близко, что Арлинг мог слышать лязганье клинков в ножнах и бряцание сережек в женских ушках.

Понимая, что ни к чему хорошему его жалость не приведет, он разжал пальцы и отчаянно затряс ими в воздухе.

– Вот пес! Укусил! – прошипел халруджи, демонстрируя изумленному Сейфуллаху укус.

– Растяпа! – обругал его Аджухам, но тут подбежала дама, и, не умолкая ни на секунду, принялась рыться в сумочке, проверяя вещи. Сейфуллах расплылся в улыбке и уже начал произносить одно из своих самых витиеватых приветствий, как драганка вдруг завопила еще громче. Наверное, увидела воришку, убегающего от стражи.

– Зачем вы его отпустили? Он же меня обокрал! Разве трудно было его удержать? А вы, – дама тыкнула пальцем с богатыми перстнями в стражников, – если и дальше будете так жрать, вообще никуда не успеете. Только на собственные похороны. Из-за животов коленей не видно! А еще стражниками зоветесь. Что за дикая страна! Что за мерзкий народец!

Разъяренная дама поворачивалась то к Аджухаму, то к Арлингу, то к мнущимся стражам, не в силах успокоиться. И чем больше согдианка кричала, тем меньше она халруджи нравилась. Ему было все равно, что она думала о кучеярах, но ее голос, звучавший на расстоянии меньше саля от его головы, вызывал неприятные воспоминания.

Женщине было за тридцать, а ее жесты и интонации подсказывали о ее знатном происхождении. То, как она позволяла себе обращаться со стражей, говорило о том, что Арлинг был прав, отнеся ее к гранд-дамам. Согдианка резко взмахнула рукавом, описывая, что бы она сделала с воришкой, если бы он оказался у нее в руках, и Регарди почувствовал едва уловимый аромат пыльцы, который искусно прятался за тяжелым гвоздичным запахом. Руки женщины пахло спиртом, сахаром и смертью. Сколько бабочек они успели насадить на иглу и спрятать в стеклянные коробы за последние годы? Должно быть много, раз запах въелся настолько сильно, что его не в силах были заглушить даже самый сильный парфюм.