– Итак, я согласен с вашим советом продавать на живом аукционе в этом году только «впечатления». – Марк поднял свою кружку с черным кофе к губам, его губам, и задержал ее на мгновение, прежде чем сделать глоток. Она была загипнотизирована.

Оливия кивнула – или подумала, что кивнула. Как бы там ни было, он продолжил:

– Комитет, занимающийся празднованием, был без ума от вашей идеи. Они очень оживились, и всё благодаря вам, Оливия.

Наверное, она снова кивнула, или возразила, или что-нибудь еще. Его руки были произведением искусства, точеные, залитые солнцем, сильные. Они казались сильными.

Интересно, каково это, чувствовать его объятия. Боже, это было…

– Пока у нас есть дюжина мест в ложах на спортивных мероприятиях и четыре набора мест на танцполе во время концерта этого бой-бэнда. – Мужчина, казалось, забавлялся. – Я забыл, как они называются, но меня заверили, что папочки забудут о сумасшедшей цене, только бы порадовать своих любимиц. У нас есть также несколько загородных домов на неделю. Один – на Лонг-Айленде, два шале – в Аспене и один – в Уистлере. Плюс вилла Сэндфордов в Экс-ан-Провансе. Петерсоны договорились об уикенде на шестерых в спа в «Грейндже», приглашен какой-то крутой гуру по йоге, и отец Серены настаивает на дегустационном туре по его ресторанам в Нью-Йорке, Чикаго и Лондоне, включая стоимость авиабилетов. Как по мне, это больше похоже на попытку искупить вину, чем на попытку списать налоги. – Он вскинул бровь.

– Возможно, – она была в состоянии только шептать. – Бедная Серена, думаю, они разводятся.

Марк кивнул.

– Я тоже это подозревал.

Ее отвлекал стук собственного сердца. Приходилось напрягаться, чтобы расслышать Марка. Она склонилась ближе.

– Есть четыре билета на спектакль с Робертом Дауни-младшим, включая ужин и ночь в отеле «Времена года», а также вертолетный тур над городом. Я могу продолжать и продолжать… ну, в общем, благодаря вам мы бьем рекорды.

Были ли вообще в кафе другие люди?

Марк спросил об их с Кейт пожеланиях. Внимательно выслушав, заверил, что им не о чем беспокоиться. Немного рассказал о своих планах по развитию комитета в будущем году и о том, как он впарил все это совету директоров.

– Вообще, если даже не говорить о зимнем празднике и «Чудесах», совет директоров считает, что я могу ходить по воде, по крайней мере – на данный момент. – Он придвинулся чуть-чуть ближе.

Оливия хотела, чтобы он оказался еще ближе.

– Ну, конечно, – сумела выдавить она из себя. – Создание «Чудес» было блестящей идеей!

– Да, – согласился он почти неохотно. – Каждая из вас привносит нечто экстраординарное. Особенно вы, Оливия. В вас есть нечто большее. То, что пылает под этой холодной красотой и интеллектом.

У нее перехватило дыхание.

Его рука небрежно задела ее руку.

– Я у вас в долгу, Оливия. Вы можете рассчитывать на меня при любых обстоятельствах, я для вас все сделаю.

Чувства грозили вот-вот захлестнуть ее.

– Не отступайте.

– Что?

Он взял ее ладонь в свои. И она растаяла.

– Я чувствовал это с самого начала. Может быть, поэтому меня так тянуло к вам.

– Я… Хм, я не…

Он улыбнулся уголком рта. Она жаждала дотронуться до этого уголка.

– С некоторыми из нас кое-что происходит, и потом мы защищаемся от этого. Мы возводим стены, за которыми прячемся навсегда. – Он нежно сжал ее руку. – И это работает. Подчас – слишком хорошо, верно?

Он знал ее.

Марк откинулся на спинку стула, забрав тепло с собой. Она хотела, чтобы он снова держал ее руку, держал ее. Она так нуждалась в этом.

– Боль отсекается или сглаживается, но то же самое происходит и со всем остальным. Со всем дивным светом, струящимся снаружи. – Он вздохнул. – Вы особенная, Оливия. Такая зрелая. Девушки в школе – дети по сравнению с вами. Я не прав?

– Как… как вы узнали?

– Я не прав?

– Правы.

– Позвольте мне помочь вам найти дорогу обратно. – Он снова склонился к ней. – Позвольте мне помочь вам найти способ почувствовать то, о чем вы и не мечтали. Я могу это сделать, Оливия. Я хочу это сделать.

Ей нужно было, чтобы он трогал ее, целовал. Она никогда ничего не жаждала сильнее.

Вместо этого она встала. Сутолоки в кафе уже не было. Она не заметила, как стрелка показала восемь. Кафе закрывалось. Люди готовились уходить. Марк предложил ей руку. Подал пальто, молча и нежно.

Они подходили к дверям, и все слова, которые хотела сказать Оливия, застряли у нее в горле.

– Вы мне верите? – спросил он, открывая перед ней дверь.

Ее обжег морозный декабрьский воздух.

– Оливия? – Марк взял ее за руки прежде, чем она успела повернуть на восток и отправиться к дому. – Оливия, мне нужно знать… вы мне верите?

– Да. – Она произнесла это четко. Не могло быть никаких сомнений, потому что их и не было. Она уже не ребенок. Это будет стоить того. Что бы это ни было, что бы ни приближалось. – Да, я верю.

– Я рад. – Он улыбнулся и отпустил ее.

Оливия сменила ботинки по меньшей мере пятьдесят семь раз. Она просто отправлялась позавтракать с парой своих старых школьных подруг. Я этого не понимала. Она отметала все предыдущие попытки встретиться с ней и вдруг впала в обувное безумие.

– Тоже слишком? – спросила она, демонстрируя пару угольно-черных ботильонов от Джимми Чу.

– Нет, идеально. Если ты подвернешь джинсы, получится тот самый дорогой будничный вид, который тебе особенно идет. – Лучше бы я застрелилась. Это сподвигло ее на пересмотр всей коллекции узких джинсов, чтобы понять, какие лучше всего подворачивать.

– Ты выглядишь эффектно! – крикнула я ей в комнату. Хотя Оливия не видела Аниту и Джессику, так называемых подруг, с лета, она, казалось, никогда особо не переживала по их поводу или по поводу того, что они думают. Оливия говорила, что они фальшивы, как стразы. И что теперь? Должно быть это свойство, присущее лишь богатым девушкам. Образ превыше всего.

Мы с Анкой выставили ее за дверь в 10:17.

– Было бы ради чего стараться. – Анка смотрела мрачно. – Никогда не любила этих девиц.

Я, с другой стороны, с каждым днем все сильнее любила Анку. Я поняла это внезапно. Эта женщина обладала невероятной силой.

– Эй, Анка, как насчет того, чтобы пойти в Чайна-таун, ты и я? Мы раздобудем отличных овощей и, может быть, что-нибудь хорошее для твоей сестры. Ты ведь идешь к ней днем.

Она скорчила гримасу.

– Там полно эмигрантов.