Поскольку они не были знакомы с Эйзенманом и его работой, они не ожидали услышать ничего экстраординарного. Но постепенно их высокомерие начало рассеиваться, и они молча слушали аргументы лектора.[35]Но по завершении лекции представители Библейской школы не стали задавать лектору вопросы и покинули зал без обычных в таких случаях приветствий и поздравлений. Для них впервые стало ясно, что в лице Эйзенмана им бросил вызов более чем серьезный оппонент. Соблюдая формальные приличия, они решили проигнорировать его в надежде, что все забудется и уладится само собой.

Следующей весной один из друзей и коллег Эйзенмана, профессор Филип Дэвис из Шеффилдского университета, ненадолго приехал в Иерусалим. Вместе с Эйзенманом он отправился к Магену Броши, директору Хранилища книги, и заявил, что они хотели бы увидеть неопубликованные фрагменты свитков, которые до сих пор находятся в распоряжении международной группы. В ответ Броши только рассмеялся, как бы говоря, что это – тщетные надежды. «Вы не увидите их до конца своих дней», – заметил он. В июне, почти перед завершением своей командировки в Иерусалим, Эйзенман был приглашен в гости на чашку чая к своему коллеге, профессору Еврейского университета, который несколько позже стал членом израильского Комитета по наблюдению за свитками. Эйзенман воспользовался случаем и привел с собой Дэвиса. На этом званом ужине присутствовали и другие ученые, в том числе Джозеф Баумгартен из Еврейского колледжа в Балтиморе, а в начале вечера появился и Джон Страгнелл – давний противник Аллегро, впоследствии – глава международной группы. Возбужденный и явно настроенный на конфликт, он начал сетовать на то, что, к сожалению, существует немало «неквалифицированных людей», добивающихся разрешения на доступ к кумранским материалам. Эйзенман отвечал в том же тоне: интересно, как господин Страгнелл определяет, кто является «квалифицированным», а кто нет? Можно ли считать квалифицированным его самого? Что он знает об истории, помимо неких познаний в палеографии, которыми он якобы обладает? Поначалу эти дебаты носили наполовину шутливый, более или менее цивилизованный характер, но затем нападки перешли на личности.

Следующий, 1986/87 учебный год Эйзенман провел в Оксфордском центре, занимая пост старшего преподавателя в аспирантуре по гебраистике и приглашенного члена ученого совета Линакр-колледжа. Благодаря контактам, установленным в Иерусалиме, он получил возможность ознакомиться с двумя секретными документами. Одним из них была копия свитка, над которой работал Страгнелл, так сказать, часть его «приватной собственности». Текст свитка, написанный, по всей видимости, лидером Кумранской общины и излагающий целый ряд основополагающих установок общины, известен в среде специалистов как документ ММТ. Страгнелл демонстрировал его незадолго до конференции 1985 г., но так и не удосужился опубликовать.[36](Этот материал не издан и по сей день, хотя общий объем текста составляет всего 121 строку.)

Второй документ был более важным и актуальным. Он представлял собой компьютерную распечатку списка всех кумранских текстов, находившихся в руках международной группы. Особый интерес этому документу придавало то, что ранее международная группа не раз отрицала сам факт существования подобной распечатки и даже свитка. Этот документ явился несомненным доказательством того, что существует обширный корпус неопубликованных материалов, который тщательно скрывают.

Эйзенман без промедления заявил, что необходимо делать:

«Решив для себя, что одной из основных проблем в отношениях между учеными, которая в первую очередь и создала сложившуюся ситуацию, была чрезмерная скрытность и жажда секретности, я решил, несмотря ни на что, предавать огласке любые материалы, которые попадают мне в руки. Это реальное дело, которое я могу сделать, да плюс к тому оно еще и подорвет монополию международной группы на право распоряжаться подобными документами».

Соответственно Эйзенман предоставлял копии документа ММТ всем, кто выражал желание ознакомиться с ним. Копии эти распространялись с невероятной быстротой, так что через полтора года дело дошло до курьеза: один из ученых прислал ему экземпляр его же копии и спросил, видел ли он его. И Эйзенману пришлось ответить, что это – одна из тех самых копий, которые он лично начал рассылать.

С такой же скоростью, как и документ ММТ, циркулировала и распечатка со списком текстов, произведя именно такой эффект, на который рассчитывал Эйзенман. Он пошел на решительный шаг, послав экземпляр Гершелю Шанксу из «Biblical Archaeology Review», тем самым предоставив журналу мощное оружие для развертывания новой кампании.

Вряд ли стоит говорить, что после этого отношения Эйзенмана с членами международной группы резко ухудшились. Разумеется, внешне обе стороны соблюдали академические приличия, общаясь с подчеркнуто ледяной вежливостью. В конце концов не могли же люди из международной группы публично обрушиться на него с нападками за его действия, которые носили совершенно бескорыстный характер и были предприняты исключительно в интересах науки. Но пропасть между сторонами все более и более увеличивалась, и вскоре была предпринята попытка окончательно отделаться от него.

В январе 1989 г. Эйзенман посетил Амира Дрори, вновь назначенного директора израильского департамента древностей. Дрори без обиняков сообщил ему, что он собирается подписать соглашение с новым главным редактором – Джоном Страгнеллом. По этому соглашению монополия международной группы на изучение свитков сохранялась. Прежний график публикации текстов, принятый предшественником Страгнелла, отцом Бенуа, был нарушен. Все остальные кумранские материалы были опубликованы не к 1993, а к 1996 г.[37]

Эйзенман, естественно, был огорчен этой вестью. Его попытки переубедить Дрори успеха не имели. Эйзенман откланялся, преисполненный решимости избрать более продуктивную стратегию. Единственным возможным способом оказать давление на международную группу и связанный с ней департамент древностей и, паче чаяния, помешать Дрори подписать соглашение с ней, было обратиться в Верховный суд Израиля, разбирающий случаи судебных ошибок и апелляции от частных лиц.

Эйзенман решил обсудить этот вопрос с адвокатами. Да, решили они, Верховный суд действительно может вмешаться и решить вопрос. Но для того, чтобы иметь возможность обратиться в Верховный суд, Эйзенман должен представить доказательство факта судебной ошибки. Он должен был доказать, желательно – в письменной форме, что какому-либо компетентному ученому было отказано в получении доступа к свиткам. Между тем в то время документов о подобных отказах или, во всяком случае, в том виде, в котором они потребуются для судебного разбирательства, не существовало. Подобный отказ действительно получали многие ученые, но одни из них умерли, другие жили в разных концах света, и потому документов, необходимых для судебного иска, не нашлось. Поэтому надо было вновь обращаться к Страгнеллу с запросами и, как и прежде, получать отказ.