– Не подходи! Я уйду… уйду с Уровня. И ты больше никогда меня не найдешь.

Ее лицо сделалось таким бледным, будто она никогда не выходила из пещеры на поверхность.

– Я уйду, слышишь?

– Погоди, стой! Стой! Да стой же ты!

– Чего ты хочешь? Назад свой аванс? За платье?

«Да засунь ты это платье себе в жопу!» – мысленно выругался Мо.

– Остановись ты. Отдохни. Один диалог – это все, о чем я прошу.

– Я не веду диалогов с убийцами, – Лана остановилась и вновь, как в примерочной, вдруг подобралась, сделалась сильной и злой. Пригрозила:

– Отвали от меня насовсем, слышишь? Или уйду.

– Да подожди ты…

Он сделал еще один шаг вперед и вдруг наткнулся на упругую невидимую стену – уперся в нее сначала шлемом, который держал в руках, затем лицом – будто влип кожей в теплую медузу, – а там и всей грудью.

А через секунду его с размаху отбросило назад.

* * *

Она более не желала с ним общаться – им нужно было расставить все точки над «i». Для нее Мо более не тот Мо, каким она знала его до сегодняшнего полудня. Раньше был человек, теперь – убийца.

«Не подходить… Не дразнить… Не реагировать…»

Кто их знает – маньяков, – какая у них логика? Вчера был нормальным, а сегодня параноик. Не понравится слово, выражение лица, покажется саркастичной улыбка, и сомкнутся снова вокруг шеи руки… Ну уж нет.

– Уходи, мы больше не работаем вместе. Я верну тебе все деньги – вышлю на счет. И за платье тоже. У тебя три минуты, слышишь? Если через три минуты ты все еще будешь здесь, я уйду на Четырнадцатый. Навсегда. А там у меня… влиятельные друзья, там меня защитят…

Она врала неуверенно и жалко и все это время пятилась назад.

– Лана…

Он держал в руке шлем.

– Ты меня слышал. Оставь меня в покое и больше не приближайся.

– Я хотел извиниться…

– Ничего не нужно. Не важно.

И она зашла за будку. Уселась в тени позади облупившейся стены – далеко от него, голоса не слышно – и поняла, что дрожит всем телом. Если не уйдет, ей придется войти в Портал. Назад не хотелось до боли, до застрявшего в горле истеричного крика – она прошла тот этап, прошла и не желает в него возвращаться. Где-то у океана белела колоннами у входа вилла – ее новый дом.

«Уходи. Уходи, пожалуйста. Оставь меня в покое… Оставьте меня все в покое…»

Пусть все наладится. Как-нибудь. И она выльет яд, выбросит шприц, отыщет работу – пусть даже плохую поначалу. Она пойдет в спорт – она любит спорт. Пусть только все наладится…

Какое-то время в тупичке с парковкой и фонтаном было тихо. Уехал? Нет, она бы услышала рокот мотора.

За будкой начинались заросли – плотные, густые.

«А что, если щит пропустит его? Случайно. Даст сбой…»

От этой мысли Лану тошнило. В паре метров от ее ноги росла трава – высокая, стрельчатая и колючая на вид, – дальше живописная, но крайне плотная растительность – в такую лезть себе дороже. Все плохо, везде крайности – спаси ее, Создатель, помоги принять верное решение…

В этот момент в ее сумочке зазвонил телефон.

Она не сразу поняла, что это звонок сотового – никогда раньше не слышала его. Подпрыгнула на месте, удивилась, откуда играет мелодия, даже огляделась вокруг. А после нехотя извлекла на свет жужжащую трубку. Долго держала ее на ладони и мысленно молилась – пусть Марио найдет слова. Абсурд, они ей не нужны, но пусть он их найдет. Какие-то нужные, правильные, такие, которым она поверит, чтобы мир, который треснул по швам, вдруг сросся назад и расцвел. Ведь так бывает – как в сказке? Ей отчаянно хотелось в это верить.

– Алло.

Она и сама не поняла, зачем ответила.

– Лана…

Прямо перед собой она смотрела стеклянным и безжизненным взглядом – знала, что Марио волшебных слов не найдет. Не заставит ее выйти из круга и сесть к нему на мотоцикл, даже если заплатит еще полмиллиона, ни за что не принудит захотеть его снова обнять. Никогда. Никогда-никогда-никогда.

– Ты душил меня.

– Я…

И тишина. Долгая, вязкая, бесконечная. Они молчали оба. Наконец, хриплый голос:

– Я сорвался. Прости.

– Как такое можно простить?

– Лана…

– Нельзя… душить… людей.

Ей хотелось плакать – в эту минуту ей было настолько жаль себя, что она готова была явиться с повинной к Патриции и заявить, что та была права. Мужики – козлы. Бывают ими.

– Твое тату…

– Что – мое тату? Думаешь, я пришла за тобой?

– А ты…

«… не пришла?» – он не договорил, но она услышала.

– Пришла, да! – заорала зло, уже сквозь слезы. – Но не собиралась тебя убивать. Я вообще никого и никогда не собиралась убивать!

– А она это сделала, – слова кое-как пробились через крик, и, расслышав их, Лана осеклась.

– Та девушка, – ровно добавил Мо, – с такой же татуировкой, как у тебя. Она убила Тома – моего друга. А я не успел его спасти.

Лана молчала почти минуту, переваривая, утрамбовывая новые пласты информации – те, которые не желала переваривать и утрамбовывать. Неужели? Кэти… все-таки… Нервно сглотнула:

– Что ты сказал? Повтори.

– Она убила Тома…

– Какого цвета были ее волосы?

Тишина. Короткий выдох:

– Рыжими.

– Ее звали…

Марио довершил фразу сам:

– …ее звали Кэти Саймон.

Чтобы выяснить черту, где невидимый барьер врастал в землю, Мо швырнул в него ошметком кокосовой кожуры и теперь сидел рядом с ним спиной к будке. Смотрел на синевшую у горизонта полоску океана, на звук шагов даже не обернулся. Теплый ветер колыхал волосы на его макушке; отблескивало в лучах солнца поднятое стекло на мотоциклетном шлеме. Шлем напоминал отрубленную голову инопланетянина – пустую пластиковую оболочку.

Лана опустилась на траву в паре метров от кокосовой кожуры. Тихо попросила:

– Расскажи.

– Рассказать что?

– Расскажи… все. Про Тома. Про…Кэти. Что с ней стало?

Голос Марио прозвучал спокойно и глухо – голос человека, обреченного извечно сознаваться в непоправимом.

– Она душила меня. Когда я пытался спасти его.

– Душила. Тебя?

– Да, шнуром от лампы.

– Разве может женщина…

– …удушить мужчину? Может. Если эта женщина невменяемая.

Лана знала, что такое невменяемая женщина, – Кэти была такой. Злой, почерневшей и одержимой.