Вдруг я почувствовал, что меня кто-то зовёт. Я посмотрел по сторонам, но никого не увидел. «Наверное, показалось», – подумал я, но зов повторился с удвоенной силой.

Я снова завертел головой и заметил возле железнодорожной насыпи странного человека. По описанию он был очень похож на того парня, что встретился Байкеру в первые дни его пребывания в Зоне: те же синие штаны и заношенная майка, больше похожая на рубашку без рукавов, выпуклый лысый череп, удивительно крупные, пронзительно-чёрные, бездонные глаза.

Я видел его так, словно он стоял в метре от меня, а ведь нас разделяло расстояние почти в полкилометра. Дирижёр что-то говорил. Он повторял одну и ту же фразу, я понял это по схожей артикуляции губ.

Я стал пытаться прочитать по ним, что он говорит (меня этому мастерству бабушка научила: почти глухая, она всегда знала, кто о ком какие сплетни распускает), как вдруг глобула в руках моего припадочного тела взорвалась, и от неё во все стороны покатилась голубоватая волна. Вздымая рябь над гнилой водой, она срывала верхушки растений и гнала вал растительного мусора перед собой.

Едва бурун достиг мертвецов, те сразу развеялись в пыль. Сушильщик превратился в высохшую мумию, а псов отшвырнуло далеко в болота. Зато со сталкером ничего не случилось. Тот как сидел, привалившись спиной к валуну и выцеливая клыкастых бестий, так и остался сидеть. Только ошалело ворочал головой да водил стволом из стороны в сторону, недоумевая, куда вдруг все подевались.

Когда же «ударная» волна добралась до берега, грянул такой оглушительный гром, что я думал, небо рухнет на землю. Но нет, обошлось. Вместо этого словно черти в Аду включили гигантский пылесос, и весь воздух с болот потянуло туда. А вместе с ним и моё эфирное тело.

Плавни со скрюченным в них бедолагой с каждой секундой приближались. Вскоре я мог уже различить искорёженное гримасой боли лицо. Моё лицо! Оно тоже росло в размерах, как и разверзнутый в крике рот, в чёрной бездне которого я исчез через несколько мгновений.

Тии-вить! Тии-вить! Фюиюи! Вить-вить! Фьюить! Тррррр! Го-го-го-го! Тук! Тии-вить! Я лежал с закрытыми глазами и наслаждался вокальным мастерством пернатого певчего. Лёгкий ветерок скользил по моему лицу, безмятежность, покой и умиротворение разливались по натруженным чреслам. Хотелось лежать так целую вечность – неподвижно, словно тюлень на лежбище, – но какое-то излишне любопытное насекомое ползло по щеке, щекоча мою кожу тонкими лапками.

Двигаться было лень. Я скорчил рожицу в надежде согнать муху (ну или кто там полз по мне), но это лишь усугубило ситуацию. Букашка забегала ещё быстрее, будто решила, что я гримасничаю от удовольствия. Тогда я попытался сдуть назойливое создание. Бесполезно. Это помогало лишь на секунду, потом всё начиналось с нуля.

В конце концов мне это надоело. Я с размаху шлёпнул себя по щеке. Похоже, промахнулся, поскольку пальцы не нащупали трупик, зато мохнатые лапки оставили меня в покое. Я снова погрузился в нирвану, слушая соловьиные трели.

«До чего же хорошо! Красота! В мыслях только позитив, никаких воспоминаний о Зоне с её мутантами, артефактами, ловушками и прочими неприятностями… Стоп! Откуда тут соловьи? Это же Зона! Здесь, кроме ворон, никого из пернатых не водится!»

Ошарашенный этой мыслью, я распахнул глаза, резко сел. Байкер едва успел отдёрнуть руку с зажатым в пальцах колоском (так вот что это было, а я-то: муха, муха) и расплылся в широкой улыбке.

– Очухался, слава Зоне! А я уж думал, ты в себя никогда не придёшь. – Я вытаращился на него, как на привидение. – Вдруг ты в кому впал или в этот… как там его, – он помахал колоском у себя перед носом, – у жаб ещё с лягушками бывает.

– Анабиоз?

– Во-во, он самый.

– Ну, спасибо тебе, друг-сталкер, уважил. Ты бы ещё меня с коброй какой-нибудь сравнил.

Я свесил ноги с кровати, облизнул пересохшие губы, осмотрелся в поисках воды. Обычная комната: стены из потемневших от времени рассохшихся брёвен, низкий фанерный потолок (когда-то он был оклеен синими обоями в жёлтый цветочек, о чём говорили сохранившиеся кое-где пятна цветной бумаги), возле занавешенного тряпицей окна – старый кухонный стол и три табуретки (четвёртую занял Байкер), на подоконнике – горшок с давно увядшим растением, в углу – куча какого-то тряпья. Всё! Никакого намёка на бутыль с водой или хотя бы стакан.

– Пить хочешь? – догадался Байкер, перехватив мой страждущий взгляд. Я кивнул, за что был сразу вознаграждён: жестом фокусника сталкер вытащил из-за спины металлическую флягу в зелёном матерчатом чехле. – Держи.

В мгновение ока я выхватил фляжку из его рук, свинтил крышку и жадно припал к горлышку. Когда походная ёмкость заметно «похудела», вернул её владельцу, обтёр губы тыльной стороной ладони. Жёсткая щетина кольнула кожу. «Однако неплохо бы и побриться, а то два бородача в команде – не по фэншую, как говорил Антоха Дружинин», – отметил я про себя.

В голове сразу вспыхнули картинки из прошлого. Вот я в своём офисе обсуждаю с приятелем темы нового номера журнала. А вот мы с ним в ночном клубе зажигаем с какими-то длинноногими незнакомками. А вот я уже мчусь с одной из них в своём «Икс-пятом» по ночной Москве. Красивая брюнетка весело смеётся. Её мягкая и нежная рука лежит на моём бедре. Тонкие пальчики осторожно подкрадываются всё выше и выше. Я, в предвкушении кайфа, сильнее давлю на газ. Стрелка спидометра быстро ползёт по подсвеченной красным шкале. Всего какой-то сантиметр отделяет светящийся кончик указателя от жирной двойки с парой таких же толстых нулей. Огни города за окном давно уже слились в сплошные разноцветные линии, но я этого не замечаю. В голове шумит от принятого в клубе «энергетика», пары бокалов алкогольного коктейля и бурлящего в крови тестостерона…

Пестрый калейдоскоп воспоминаний яркой лентой проскользнул перед внутренним взором и умчался вглубь подсознания, не оставив даже лёгкого привкуса ностальгии. Прошлое перестало существовать для меня. Исчез тот самый романтический флёр, что раньше сопровождал каждое видение из той жизни. Всё, что осталось в памяти от тех дней, потускнело, словно я смотрел на это из-за покрытого толстым слоем пыли стекла.

В этот миг я понял, что во мне произошёл сдвиг. Что-то сломалось внутри меня. Наверное, я просто осознал, что значит жить полной жизнью. Я понял, что до этого я просто существовал, загнанный в жёсткие рамки обязательств, приличий и прочей лабуды, которую нам с детства вешают на уши. А здесь, в Зоне, я увидел жизнь в самом что ни на есть настоящем её проявлении: без фальши и без прикрас. Тут, как и на войне, сразу видно, кто друг, а кто враг, – не то что в большом мире, где каждый тебе улыбается, сжимая кулак за спиной.

Я снова посмотрел по сторонам.

– Что с нами произошло? Где мы?

– В лагере, где же ещё?

Видно, я слишком широко раззявил рот и выпучил глаза от изумления, потому что Байкер поспешил добавить:

– Ты в отключке двое суток провалялся. Парни думали, ты уже того, «овощем» стал, хотели тебя за пределы лагеря вынести да и оставить там. Ну, чтоб тебе легче было с друзьями встретиться.