Но, выкручивая перед сном лампочку, сам он не погружался во тьму и никогда не терял присутствия духа. Другой бы на его месте, может, подчинился обстоятельствам или сделал все возможное, чтобы задобрить похитителей. Но не таков был Иван Васильевич Митрохин. Уже на третий день он стал вынашивать планы мести, замышляя побег и последующие убийства Тринадцатого и Двести тридцать седьмого. Его останавливало от совершения опрометчивых поступков только осознание того, что скоро (уже очень скоро!) Семнадцатый и Четыреста двадцать четвертый доберутся до Америки, и тогда жизнь его снова превратится в сказку – теперь прошлое выглядело волшебно и недосягаемо. К тому же его не оставляло беспокойство, что он чего-то не понимает в общемировом порядке.

Точнее, совсем ничего не понимает. Была во всем происходящем какая-то не правильность, нечто такое, что делало работу Балансовой службы невозможной. Не может же Балансовая служба, в самом деле, бороться сама с собой! И что произойдет, когда джинны начнут создавать неприятности и Джону Смиту, и ему одновременно. Значит ли это, что следом за чередой неприятностей его ожидает необыкновенная удача, а затем снова – неприятности и удача – и так до скончания веков. Или же и для него, и для Джона Смита настанут дни благоденствия?! Или оба они окажутся за бортом современности? Нет, что-то здесь явно не так, но что именно, Митрохин никак не мог для себя уяснить.

И все же он решился на побег…

Это случилось на восьмой день пребывания банкира в дачном домике. Солнце уже клонилось к закату. Митрохин стоял и вяло ковырял лопатой мерзлую землю, когда Тринадцатый вскочил со скамейки и помчался прочь, ломая кусты жасмина.

Иван Васильевич обернулся и увидел, что вдоль забора трусит лохматая собачонка. Тринадцатый схватился за доски, прижался к ним лицом, стараясь дотянуться до ноги животного. Собака отпрыгнула, остановилась в нерешительности. Оскалилась и зарычала. Балансировщик поднялся на ноги, отошел на пару шагов, явно собираясь перемахнуть через забор. Митрохин остолбенел, его колотила дрожь. «Беги! Беги!» – хотелось крикнуть Ивану Васильевичу. Словно услышав его немой вопль, собачонка взвизгнула и помчалась прочь. Тринадцатый взял забор одним махом и ринулся следом.

Только его и видели.

Иван Васильевич мгновенно осознал, что его никто не охраняет. Он воровато оглянулся кругом, понял, что действовать надо быстро. Такая удача не повторится. И кинулся к забору, попытался на него вскарабкаться, но у него ничего не получилось – от низкокалорийной пищи он сильно ослаб. К тому же давали себя знать проблемы с лишним весом. Несмотря на усиленную диету, за неделю не похудеешь. С первой попытки ничего не вышло. Потом нога нащупала опору. Банкир кое-как вскарабкался на забор и, отломив пару досок, спрыгнул с другой стороны. Здесь рос густой ельник, высаженный с тем, чтобы скрыть от лишних глаз участок. Иван Васильевич продрался через колючие ветки, расцарапав лицо и руки. И побежал прочь со всей возможной скоростью, на какую только был способен. О чудо! Впереди он увидел человека! Бодрой походкой со стороны леса шел бородатый местный житель. На нем была военная гимнастерка и вязаная шапочка вроде тех, что раньше носили лыжники.

– Помогите! – заорал Митрохин изо всех сил.

Человек остановился. Иван Васильевич бежал к нему по неровной траектории, шатаясь, словно пьяный. – Помо-о-огите!

– Что случилось?! – незнакомец отступил на шаг.

– Спасите меня! – выпалил Митрохин и схватил человека за плечи, – они… они гонятся за мной. Меня похитили. Бандиты. Двое бандитов.

– Не боись, – мягко проговорил незнакомец.

Иван Васильевич заметил, что смотрит он куда-то ему за плечо, и обернулся. По проселочной дороге, мягко ступая, шел Тринадцатый. Казалось, он никуда не спешит.

– Он! – крикнул Митрохин, прячась за человека. – Он – один из них! Они похитили меня!

– Да не боись ты, сейчас разберемся…

– Вы не понимаете, они – зло! Они – само зло! Это даже не люди!

– Спокойнее, – незнакомец обнял Митрохина за плечи.

– Все нормально, Алексей, – сказал Тринадцатый, – я уже здесь.

– Что? – не понял Иван Васильевич и рванулся, но незнакомец в армейской куртке вцепился в него мертвой хваткой. Тринадцатый в несколько прыжков оказался рядом и ударил Митрохина ребром ладони по шее. Плечо тут же онемело, рука повисла, как плеть. Иван Васильевич грудой осел на землю.

– А я иду, смотрю – бежит, – поделился предатель рода человеческого, – я ажио опешил поначалу. Вы бы поаккуратнее, что ль.

– У нас все под контролем, – успокоил его Тринадцатый, – принес то, что мы просили?

– А як же ж, – Алексей скинул с плеча рюкзак и встряхнул, – вота, все тут, и кости бычачьи, и консервы. У-у, как смотрит…

Митрохин глядел на предателя с лютой ненавистью. Ушибленной шеей он боялся даже пошевелить. И чувствовал, как в нем медленно зреет неудовольствие собой, тем, что он, крепкий мужчина в полном расцвете сил, оказался жертвой. Он, бывший комсомольский активист, затем член институтской партийной ячейки и, наконец, банковский работник, всегда активный, всегда на острие общественного движения, теперь находится в подчинении у каких-то антиобщественных сил, которые и к обществу-то имеют очень далекое отношение. Во всяком случае, к человеческому обществу. Балансировщики, мать их.

– Я тебя найду, – пообещал Митрохин.

– Да я тебя! – Алексей замахнулся, но Тринадцатый остановил его, подняв указательный палец:

– Не надо, это лишнее.

– Да? – предатель сплюнул сквозь зубы. – Ну тогда ладно, а то бы я ему показал, как со мной надо разговаривать.

– Тринадцатый, тебе не кажется, что этому гаду живется чересчур хорошо? – поинтересовался Митрохин, глядя по-прежнему в глаза Алексея.

– А, – вскинулся тот, – чего ты говоришь?

Бредишь, что ли?

– А то, что Балансовой службы на тебя нет! – рявкнул Иван Васильевич. – Будь моя воля, я бы тебя так отбалансировал, что тебе бы мало не показалось!

– Точно, бредит, – поднял брови Алексей. – Умом тронулся?!

– Сам ты умом тронулся! – огрызнулся Митрохин.

Не обращая внимания на разговоры людей, Тринадцатый передал Алексею две извлеченные словно из воздуха бутылки «Столичной». Взвалил банкира на плечо, взял в руку рюкзак, полный костей и консервов, и затопал к дому. Предатель погрозил Ивану Васильевичу кулаком. Тот в ответ презрительно скривился. В жизни ему приходилось встречаться с самыми разными людьми. Подобную породу он хорошо изучил. Сталкивался с такими субчиками еще в институте, а уж когда стал работником банковской сферы, много чего от людей навидался. Эти готовы мать родную продать, если увидят для себя хоть какую-то выгоду. И все же есть на свете высшая справедливость. Как правило, утратив всеобщее доверие и веру в себя, они оказывались за бортом жизни.

Митрохину очень не хотелось думать, что эта высшая справедливость имеет какое-то отношение к Балансовой службе. Тем не менее приходилось принимать ее в расчет. Такая привычная и простая картина мира потерялась за наслоением новых фактов. Действительность отныне воспринималась Иваном Васильевичем как сложная головоломка, плод воображения безумного изобретателя. Многомерная вселенная, антропоморфные поля, колдунья, которая творит подлинные чудеса, и мифические существа из арабских сказок, что называется, во плоти. А один из них даже тащит его на плече, без видимых усилий…