Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словом, коварные неозмеи улетучились. Как и не было их. А женсовет Приволжского микрорайона — как ни в чем не бывало. Что такое для колдыбанок сто или двести ПДК? Ну разве что слезы на глазах появились. Точнее, из глаз. Да и то от счастья. Дескать, неужто в нас теперь ничего змеиного нет? Аж самим не верится.
Ну тогда вслед за женской стихией просияла и природная стихия. Дескать, чего зря бушевать, пока есть на Самарской Луке истинные герои. А змеи — что змеи? В крайнем случае, из Москвы выписать можно.
Ах, удивительные легенды и былины! Как легко и приятно сочинять вас! Гораздо труднее сотворять удивительные были.
— Еще вчера ваши мужья были совсем никто, — объявил наш могильщик змеям, в смысле нашим женам, в головы которых заползли змеиные мысли. — Сегодня они — отважные рыцари Особой Колдыбанской Истины, все три слова с большой буквы. Они выполняют особую историческую миссию. Поздравляю вас!
Эффект был поразительный. Змеи молчали. Они будто лишились дара речи. На целую минуту. Но вот разверзлись уста их атаманши.
— Особая миссия, — растерянно повторила она. — Это что же, Москва такую акцию объявила? В каком телешоу об этом сообщали? Какие призы учреждены для победителей? И каковы, интересно, были итоги интерактивного голосования?
— Москва? — с горькой усмешкой подивился бравый командир заволжских рыцарей. — При чем тут Москва? Столица истинного духа — Самарская Лука, ПОП номер тринадцать «Утес». Здесь и сейчас зарождается новая слава эпохи.
— Вот ее бескорыстные благодетели, — могильщик торжественно ткнул в нашу сторону своей лопатой, то бишь багром. — Своими геройскими подвигами они взялись спасти наше время от бесславия и забвения.
Очковые немного смутились и даже протерли очки. Может быть, даже с желанием узреть вокруг себя что-нибудь героическое.
— Своими подвигами? Хм! — пожала плечами бывалая современница тире нео-Золушка, тире шесть раз замужем. — Не представляю. Ну, министры — те еще на что-то способны. На коррупцию то есть. Рэкетиры — на ограбления. Аксакалы всегда молчат, когда их жены пилят. Тоже подвиг. Даже артисты эстрады, на что уж люди никчемные, и то… ну хотя бы бабники. Но какой подвиг могут совершить современники-колдыбанцы?
Убийственная логика. Она заставила бы умолкнуть любого Гомера и Гюго. Даже столичного. Но нашего выступальщика она лишь вдохновила.
Взгляд его уплыл в облака, то есть в потолок. Надо полагать, там немедленно вспыхнул чудесный киноэкран.
— Есть на Волге утес, — нездешним голосом былинника-сказителя зачал врио. — Старинные волжские предания гласят…
Ну, дальше вы знаете: утес… диким мохом оброс… цветы необычайной красоты… близок локоть, да не укусишь… дедам и прадедам неймется… мы — наследники своих славных предков…
— На штурм неприступного утеса пошлю я ваших мужей, — объявил докладчик змейсовету. — Очень знаменательно, что свой первый подвиг они посвятят вам. Ликуйте, жены бесстрашных удальцов!
Мы безмолвствовали. Чего уж тут выступать? Вырыл нам могилу супер-пупер, штаны на бечевке. Спихнул нас в нее. Могила — не трибуна. Чего ни скажи — все равно закопают.
— Сейчас возликуем, — с большой готовностью взялась за лопату гюрза и аж Растрелли. — Сейчас, обязательно, всенепременно. Вот только пусть мои подруги выяснят у своих удалых мужей, ка-ка-каким образом они собираются штурмовать неприступный утес. Где их расписные челны? Умеют ли они работать веслами, то есть грести? И не в тазу ли они, как в известной детской песенке, собрались плыть по морю в грозу? Ха.
Первой начала допрос Самосудова.
— Ха, — засвиристела она. — Где ваши расписные челны, удальцы? Под диваном или под барной стойкой?
— Ха-ха, — продолжила Безмочалкина. — Зачем им челны? Они же не умеют грести, то есть работать веслами.
— Ха-ха-ха, — встряла Молекулова. — Они поплывут в грозу в старом тазу. Как в известной детской песенке.
— Ха-ха, ха-ха, — подытожила Профанова. — Всем скопом — в одном тазу. Чтобы и утонуть всем разом.
— Куда им и дорога! — не выдержала Рогнеда и залилась: ха-ха-ха-ха-ха…
Мы с упреком смотрели на человека в плащ-избушке и болотных сапогах. Ну что, гибрид орла с гусаком, помесь кита с килькой? Ведь просили тебя: не копай слишком глубоко и слишком широко. Могила получится.
Разошлись бы сейчас тихо-мирно по домам, и там каждый со своей медузой горгоной разобрался бы. Ну пришлось бы посуду помыть. Ну веником немного помахали бы. Ну гвоздь куда-нибудь вбили бы. В крайнем случае пообещали бы на рынок за картошкой сходить и свет в туалете за собой выключать. Глядишь, уже и растаяли медузы горгоны. Никаких горгон, сплошные медузы. На целую неделю. А то и на две.
Завтра бы снова собрались без потерь в «Утесе». И наверстали бы упущенное.
Так нет, развел ахинею. Будто в кинолектории. Нашел кому мозги пудрить своими байками. Вот и закопали нас. Урыли наглухо. Без лопаты, без оркестра, без поминального обеда.
— Герои, — зашелестела Самосудова. — Этого следовало ожидать.
— Герои. К тому же спасатели эпохи! — зашуршала Безмочалкина. — Вот к чему приводят систематические оргии и вакханалии.
— Герои. Да еще отважные рыцари! — зашипела Молекулова. — Это ж надо до такого докатиться!
— Герои. И еще бескорыстные благодетели! — захлебнулась ядом Профанова. — Допились до чертиков.
— Герои. Мало того, легендарные! — зашлась в гневе и Рогнеда. — А я-то отказала рэкетиру.
Иванова-Шевченко и прочая игриво подтанцевала к горе-атаману, он же монумент в болотных сапогах.
— Ну вот что, Самар Лукич! Или Лукович. Или Репович, Хренович, или как вас еще там, — без всякого почтения обратилась она к нашему суперу. — Хватит пороть чушь, нести околесицу, морочить нам голову несусветной ахинеей. Не спорю: еще ни одна современная женщина не имела особого удовольствия разводиться с легендарным героем-удальцом. Мои подруги, конечно же, готовы испытать такое особое удовольствие, но… Общеизвестная истина состоит в том, что…
Изящным, но решительным жестом она выхватила у нашего пузана багор:
— …нет больше на свете легендарных героев-удальцов. Не будет. И не может быть!
И колдыбанская медуза горгона грохнула багром об пол так, что позавидовал бы Зевс-громовержец.
Точка? Да, если бы дело происходило в древней Элладе или в нашей Первопрестольной. Но на Самарской Луке, где Волга-матушка ломает свою судьбу через колено, точку не ставят даже после кораблекрушения. Запятая, только запятая! И после нее наша быль получает удивительный поворот…
«Нет больше удальцов, — сказала медуза горгона от имени всех змей на свете. — И никогда не будет».
Но последнее слово осталось не за ней.
— Слушайте меня все и вся! — вскричал наш доморощенный Геракл так, что на Олимпе задрожали стекла. — Ложным и ничтожным истинам не торжествовать! На Самарской Луке легендарные герои-удальцы были, есть и будут! До тех пор, пока жив хоть один истинный колдыбанец.