Не знаю, дышу я там сейчас или нет. Хватаюсь за грудину в попытке удержать непослушные рёбра на месте. Глядя на мои старания, Петрович довольно посмеивается:

— Ты у меня, тварёныш, теперь по струнке ходить будешь, — самодовольно приговаривает он, явно считая, что сам управляет моим состоянием. — Поблажек захотел? Хрен тебе! Спуску не дам…

Что он там дальше балаболит, я уже не слышу. Потому что во мне будто что-то беззвучно взрывается. Как динамит, который в детских мультиках глотает неубиваемый персонаж.

Неожиданно, но факт: моя грудная клетка в целости и сохранности остаётся на месте. Зато вдруг лопается невидимый ошейник, до этих пор обхватывающий горло. Так и хочется злорадно объявить: «Вы самое слабое звено, прощайте!»

Чувствую одновременно постепенно нарастающее утомление и невероятный прилив сил. Мысли становятся ясными и прозрачными, словно родниковая вода. А сердце заполняет чистая дистиллированная ненависть.

— …моя команда, — наконец различаю трындёж Петровича. — Так что пошлёшь на хрен этих своих остолопов. Будешь делать только то, что я прикажу…

Хех. Ну что за клоун, этот ваш БП!

Издаю смешок, не поднимая головы. Бориска от неожиданности затыкается. Так и представляю его отвисшую челюсть и вытаращенные моргалы. Воображаемая картина провоцирует у меня приступ хохота.

— Нешто ополоумел? — растерянно вопрошает пустоту Борис Петрович. То ли ещё будет, идиот.

— Это ты ополоумел, — негромко произношу и, пошатываясь, поднимаюсь на ноги.

— Что сказал?.. — пугливо взвизгивает Бориска, отступая на пару шагов назад. Дальше некуда: позади красный стул.

Каким-то шестым чувством улавливаю его страх, и мне нравится такая его эмоция.

— Забавный ты, говорю, — теперь смотрю на него в упор. Морщинистая рожа стремительно сереет, а в очках почему-то отражаются две ярко светящиеся точки. — Считаешь, что если ты — говнюк, то и все вокруг такие же. Но ты не прав, Борис. Мы ж с тобой по-хорошему договаривались.

— Мало ли о чём мы там догова… — неуверенно произносит сразу как-то постаревший и сгорбившись дедок, потихоньку перебирая ногами, чтобы обойти меня по стеночке. Уж не знаю, чем его так испугал щуплый малолетка, в теле которого я нахожусь. Неукротимой жаждой крови, не иначе.

Начатую фразу дед так и не заканчивает: припускает к обитой металлом двери, будто старый уродливый заяц. Щедро распахивает еë и орёт истошно:

— А ну разберитесь с этим утырком! Только смотрите не прибейте!

Сам уносится в закат, оставляя мордоворотов договариваться со мной. Вот только они не спешат: нерешительно топчутся в дверном проёме, поглядывают с сомнением.

Ха! Жалкие шавки.

Ухмыляюсь во все тридцать два:

— В очередь, собачьи дети…

То ли нежелание стоять в очереди, то ли особая нелюбовь к собакам побуждают моих противников сделать первые шаги мне навстречу.

А я в ответ поднимаю руки. И призываю пистолеты.

Почему-то на все сто процентов уверен, что Аки и Бо отзовутся.

Наверное, я просто окончательно свихнулся.

Ну а что? Имею право!

Сначала вижу, как вытягиваются физиономии мордоворотов. И только потом — призрачные пистолеты в собственных руках. Конечно, тактильно я их ощущаю совсем не так, как в Симулякре. Но они есть!

«Да ладно! — удивляется Бо. — Теперь ещё и тут патроны тратить?»

«Очень слабые цели, — вздыхает Аки. — Уязвима практически любая точка».

Тут я с ней абсолютно согласен: на двоих мне хватает двух пуль. Странное ощущение. Вижу, как они вылетают. Вижу, как врезаются в противников. Аки попадает точно в голову, Бо — в корпус.

Первый бандит замирает на месте и оседает мешком. Второй — отлетает обратно к открытой двери. При этом на их телах не остаëтся ни следа. Крови тоже не видно.

— Они… умерли? — нервное напряжение понемногу отпускает, и меня начинает слегка потряхивать. По ходу, я забыл, что нахожусь не в Симулякре. И в запале слегка приубил сразу двоих. Интересно, в этом мире самозащита является смягчающим обстоятельством?

«Ответ отрицательный, — после минутной заминки сообщает Аки. — Воздействие на объекты вне Симулякра по-прежнему является неполным».

Уф, кажется, моë преступление и наказание отменяется! Хоть одна хорошая новость. Тем не менее, мордовороты лежат настолько смирно, что реально кажутся неживыми. Ну и пëс с ними.

— Что вообще произошло? — задаю ещё один насущный вопрос.

«Мы им наваляли, — констатирует капитан Очевидность в лице Бо. — Как обычно».

В отличие от неё, Аки сразу понимает, о чём я:

«Кажется, ты каким-то образом перевёл своё устройство-симбионт в другой режим работы».

— Под симбионтом ты имеешь в виду триаду?

«Да. И сейчас твоё устройство работает не так, как обычно, — Аки виновато вздыхает. — Мне нужно больше времени для сбора информации».

— Конечно, без проблем.

Что-то не нравится мне это слово — «симбионты». До сих пор я считал, что местные биоботы — это что-то вроде наших нанороботов. Получается, это не так. Они живые что ли? Только собираюсь расспросить Аки поподробнее, как пистолеты в моих руках растворяются, будто их в помине не было.

А в открытую дверь испуганной мышью проскальзывает Саша. Она непривычно взлохмаченная и бледная. Зато её левая щека буквально полыхает. Неужто забыла подставить правую?..

Девушка видит меня и замирает, слегка приоткрыв рот. Серые глазищи за толстыми стёклами очков округляются.

— Олег, это ты, правда? — зачем-то уточняет она. — У тебя… глаза светятся.

Неужели? Да ладно. Так вот что в Борискиных очках отражалось. И тут же, вытесняя остатки нервного перевозбуждения, накатывает усталость. Усаживаюсь прямо на пол. Подумаешь, холодно. Плевать. Отдых важнее. Саша тут же оказывается рядом, вытирая мне лицо извлечённой из необъятного кармана салфеткой.

— Прости его, а? — печально уговаривает она. — Он не хотел. Ему приходится быть жёстким. Ради семьи…

— Это тоже ради семьи? — тыкаю изгвазданным в кровище пальцем в алое пятно на её щеке.

Саша поджимает пухлые губы:

— Это случайность. Просто так получилось.

Качаю головой:

— Случайности не случайны. Знаешь, есть люди, с которыми в принципе нельзя иметь дело. Такие, как твой отец. Сегодня я в этом окончательно убедился.

— У вас сложные отношения, понимаю, — отстраняется девушка. Тон её голоса мгновенно леденеет. — Но не стоит оскорблять его в моём присутствии. Для меня он — единственный близкий человек. Моя семья.

— Думаешь, он считает так же?

— Конечно.

Кряхтя, поднимаюсь. Нужно всё-таки закончить разговор с Борисом. А то ещё придушит меня, пока я буду