По кругу со всех сторон солнце окружали символы и непонятные знаки.

– Похоже, ниша была замурована, – и Вадим показал мне кучки битого кирпича вокруг. – Ты знаешь, что обозначает это пьяное светило?

– Не имею понятия. А солнце не пьяное, просто веселое, – обиделась я за солнце. – У Карлоса на цепочке висит кулон и на нем изображено такое же солнце. Не заметил? И у Линды есть сережки с солнцем. Я спрошу у них. Ты не обратил внимания?

– Ты же знаешь, я равнодушен к бижутерии.

Что правда, то правда. Полонский никогда не украшал себя, как он говорил, «девчачьими финтифлюшками» и носил на руке только очень скромные часы. А ему бы пошла элегантная золотая цепочка на шею или хотя бы тоненький браслет на запястье. Темные волосы, смуглая кожа, немного золота…

– Ты заснула? – Вадим тихонько подтолкнул меня, и я тут же очнулась.

– Любуюсь красотой, – буркнула я. – Как ты думаешь, краски сохранились или археологи успели их восстановить?

– Не думаю, что здесь что-либо восстанавливали, – протянул Вадим, задумчиво разглядывая солнце. – Наверное, подлинные.

Мы посидели около ниши, не в силах оторваться от весело ухмылявшегося солнца.

– Что же теперь? – спросила я. – Возвращаемся назад в колодец?

– Нет, не стоит. Ты чувствуешь, какой свежий воздух в зале? Значит, выход где-то поблизости.

Вадим опять щелкнул зажигалкой, и пламя тут же отклонилось в сторону, почти коснувшись наших лиц. Я быстро отпрянула назад: не хватает еще вылезти из лабиринта с обожженным носом. Зачем нам нужна зажигалка, когда есть красные стрелки?

– Интересно, почему колонны такие толстые? – спросил меня Вадим, рассматривая одну из них. – И почему их так много?

– Вот уж чего не знаю – того не знаю, – начала было я, но тут же взвизгнула и схватила Полонского за руку. От неожиданности Вадим вздрогнул.

– Опять паука увидела? – разъярился он.

– Нет, хуже… Мамочка моя, там гроб… за колонной, – зашептала я, вцепившись в руку Вадима.

Фонарик высветил колонну и край гроба за ней.

– Только не ори больше, – попросил меня Полонский. – У меня уши заложило от воплей. Откуда у тебя только силы берутся, так орать всю ночь? И отпусти мою руку, ты своими когтями ее всю расцарапала. То паук, то гроб – спятить с тобой можно, – бубнил он.

Я недовольно засопела. Можно подумать, что я для собственного удовольствия посадила пауков на стены и напихала гробы в подземелье!

– Может, здесь было подземное кладбище? – предположил Вадим, подходя к колонне.

Час от часу не легче!

Мои ручные часики показывали три ночи – самое время для нечистой силы. Я сжала в кулаке висящий у меня на шее крестик. Вадим исчез за колонной.

– Да уж, – услышала я его веселый голос. – У страха глаза велики. Иди сюда, трусиха. Нет здесь никаких гробов и в помине. Ящиков полно, а гробов нету, извините-с, мадемуазель!

Он еще и издевается!

То, что я приняла со страху за гроб, оказался огромным деревянным ящиком. Открыв его, мы нашли в нем мотки веревок, проволоку, инструменты, перчатки, фонарики, какие-то книги. Потом мы увидели, что около многих колонн тут и там лежали пыльные бумажные мешки и стояли деревянные ящики. Наверное, их оставили рабочие или археологи.

И мы побрели вдоль подземного леса колонн, ориентируясь на красные стрелки. Минут через десять подземный зал закончился коротеньким узким коридором. Я полной грудью вдохнула свежий ночной воздух и посмотрела наверх, ожидая увидеть звездное ночное небо. Но нет, над нами нависали могучие, переплетенные друг с другом кроны деревьев, образовав своеобразный плотный навес. Нам понадобилось еще несколько минут, чтобы, наконец, выползти из-под этой живой кровли.

Я оглянулась и не поверила собственным глазам. Оказывается, по подземному туннелю мы прошли весь наземный путь от разрушенного колодца Иксчель до главной плазы и сейчас вылезли из полуразрушенного колодца рядом с храмом Луны-Солнца, к которому нам Карлос запретил даже подходить.

Я припомнила, что во время утренней экскурсии Карлос показывал огромный плакат, висящий рядом с развалинами колодца Луны-Солнца. Еще он что-то говорил о кровле. Кажется, она была очень ненадежна и могла обвалиться в любой момент… и еще что-то об огромном удаве, которого никак не могли поймать… И гиды пугали туристов кровожадным удавом, который передушил всех окрестных толстых игуан. Естественно, нашлись только два дурака – я и Полонский, которые напрочь забыли об этих предупреждениях и полезли в колодец!

– Вот так, – весело сказал Вадим, обнимая меня. Он присел на ступеньку лестницы дворца-колоннады и чиркал зажигалкой, собираясь прикурить, но огня не было, и он досадливо запихнул зажигалку обратно в карман. Я наблюдала за его движениями совершенно бездумно, но тут меня поразила страшная мысль: если бы топливная смесь в зажигалке закончилась раньше, чем мы добрались до зала с колоннами, то как бы мы нашли выход из подземного туннеля? И вообще, нашли бы мы его?…

Мы вернулись в отель под утро, рухнули в кровать даже не раздевшись и мгновенно заснули. Через несколько минут меня разбудил назойливый стук. Я натянула подушку на голову, но стук стал громче. Слушая неумолкающий «тук-тук-тук», я никак не могла заставить себя проснуться. Когда я наконец разлепила глаза и бросила разъяренный взгляд на часы, то поняла, что стучат в дверь. Фу ты, это же Майк!

Часы показывали ровно десять – противный Майк, к сожалению, был предельно пунктуален и прибыл вовремя. Эта гадкая привычка американцев приходить всегда вовремя просто несносна! Вадим крепко спал, зарывшись в одеяло.

Кое-как я выползла из кровати, умылась и переоделась, но времени на завтрак мне не дали. Я сделала слабую попытку выклянчить себе 15 минут на маленькую чашечку горячего чая, но гадкий Майк был неумолим и проигнорировал мою просьбу. Около одиннадцати мы были уже на месте, где я с удивлением увидела оседланных лошадей.

– Разве здесь катаются на лошадях? Ты же говорил о раскопках, – удивленная, я повернулась к Майку.

– Туристов сажают на лошадей и везут осматривать руины, – пояснил он.

К нам подошел толстый смуглый мужчина, обвешанный золотом, как новогодняя елка.

– Сеньоры хотят осмотреть руины? – льстиво спросил он.

– Сеньоры хотят, – ответила я. – Но не на лошадях.

Я смотрела на привязанных на солнцепеке тощих лошадей, облепленных мухами и с незажившими болячками на выступающих ребрах, и во мне закипало бешенство. Люди, ну неужели у вас не осталось ни малейшей жалости к животным?

– Я не сяду на такую худую лошадь, – тихо ска зала я. – Сначала животное надо почистить и накормить досыта, а потом уже предлагать на них кататься, – с возмущением обернулась я к «новогодней елке».