— Что же твой Варлам дверей не запирает? — шепотом спросила Катя. — Воров не боится, что ли?

Мамонтов не ответил.

— Василий, это ты там? — раздался глухо, как из бочки, хриплый дружелюбный бас.

— Я, Варлам Автандилыч.

— А с тобой кто?

— Да тут одна… Вас хочет видеть, работы ваши посмотреть. А что, света, что ли, опять нет?

— С утра. Веди свою даму сюда, Василий. Гости у меня. Не споткнитесь только…

— Ноги поднимай повыше. Тут инструмент разный. — Мамонтов в темноте подтолкнул Катю вперед.

В это короткое мгновение она горько (ох как горько!) пожалела, что поехала. И весточки Марьяне не оставила, где ее искать в случае чего. Уединенное расположение дома, темень, разбойничий бас хозяина «берлоги» и особенно это многозначительное «гости у меня» резко ухудшили ее настроение. Вот сейчас перешагнешь порог, а там за столом бражничают пятеро, а может, и семеро, и все — в наколках: «Скока я порезал, скока перерезал…»

Мамонтов распахнул дубовые половинки дверей и…

Очень уютная светлая (от широкого панорамного окна) отделанная деревом комната-гостиная. Стеллажи с книгами по стенам, японский телевизор, диван, мягкие покойные кресла. Низкий широкий столик хлебосольно накрыт.

— Да вы представить себе не можете, что я пережила в тот миг. Мама от испуга едва не лишилась чувств — хорошо, ее подхватил адмирал. А я видела этот огромный, возвышающийся надо мной борт корабля, кусок неба и свои руки в воде. В зубах у меня дымилась сигарета, я от страха даже выплюнула ее! Как он, мой спаситель, прыгал с борта, я не видела. Почувствовала, что тону, что платье, туфли тянут меня на дно. А потом почувствовала, как меня подхватили чьи-то сильные руки, вытолкнули наверх. Он вытащил меня, нес на руках по палубе, на глазах у всего экипажа, на глазах моей бедной мамы, на глазах адмирала. Я видела сначала только его подбородок, белую форменную рубашку, промокшую насквозь и майку под ней. А потом я взглянула ему в лицо — мне было тогда всего двадцать семь — и спросила: «ВЫ женаты?» И он сквозь стиснутые зубы бросил: «Да, жаль». И я прошептала: «Жаль». А фамилию его узнала гораздо позже — Чернобуев, старший помощник капитана этого самого противолодочного крейсера. — Ума не приложу, как ты тогда сумела свалиться с трапа за борт, Зинка. Хотя все и было на моих глазах, но… Точно, когда он, этот старпом, вытащил тебя, у тебя зубы стучали от холода, а сигарета твоя дымилась.

Говорили женщины. Ту, что рассказывала про старпома Чернобуева, Катя узнала сразу — это была та самая подруга Светланы Петровны Авдюковой, Зинаида Александровна.

Голос у нее был немного скрипучий. Она сидела лицом к Кате на широком диване. Сигарета и сейчас дымилась в уголке ее губ. На полпути к ним же застыла в поднятой руке чашечка кофе: Зинаида Александровна увидела и, кажется, тоже мгновенно узнала Катю.

Та, что назвала ее по-простому, по-свойски Зинкой, была Кате незнакома. Первое, что бросилось Кате в глаза в облике этой женщины, было очень бледное лицо и очень яркое, чрезвычайно пестрое, молодежного покроя платье цвета фуксии из модного в этом сезоне шифона. Платье сидело неплохо — фигура у незнакомки была стройной, худой, отчасти даже костлявой. Ее возраст выдавало увядшее лицо и открытая шея. Пепельные волосы были аккуратно собраны на затылке и подколоты шпильками. Самой примечательной чертой были глаза — большие, светлые, серо-зеленые. Они словно жили своей отдельной жизнью на этом худом, подвижном женском лице. Впечатление усиливали белесые, почти незаметные брови и светлые ресницы, не тронутые тушью. Незнакомка сидела в кресле, положив ногу на ногу, обняв руками сухое острое колено. На ее правой руке Катя заметила витой золотой браслет.

Варлам Долидзе сидел напротив нее, спиной к двери. Он оглянулся, медленно поднялся, переводя изумленный взгляд с Мамонтова на Катю.

— Здравствуйте, — смущенно пробормотала Катя.

— Здравствуйте. Вы ко мне? — он пронзил Катю, как стрелой, своим жгучим кавказским взором.

— К вам. И к вам, — Катя повернулась к Зинаиде Александровне. Из неловкого положения, в котором она волей-неволей очутилась, надо было выходить с честью. Не робеть, не тушеваться. Ситуация складывалась совсем иначе, чем она себе представляла, так что ж? Надо было срочно брать инициативу в свои, не совсем официально, но все же уполномоченные расследованием руки. — Я по поводу убийства гражданина Авдюкова. У нас к вам вопросы.

Варлам Долидзе по-медвежьи неуклюже обернулся к Мамонтову, просверлил проницательным взглядом и его.

— Говорил я, Вася, погубят тебя женщины, — изрек он пророчески.

— Это и есть тот самый следователь, что ведет дело Лени и этого мальчика? — с любопытством спросила зеленоглазая незнакомка у Зинаиды Александровны.

Та мотнула головой — сначала да, потом нет — понимай как хочешь.

Катя представилась, показала удостоверение. О том, что она работает в пресс-центре ГУВД, особо распространяться не стала, сообщила лишь, что «прикомандирована из главка в связи с расследованием».

— Значит, вас двое следователей? — спросила зеленоглазая незнакомка.

— Знакомьтесь, это моя подруга и подруга Светы — Нателла Георгиевна Усольская, — сказала Зинаида Александровна. — Она в курсе всего происшедшего, можете не стесняться. Мы все вчера были на похоронах. Так какие же у вас к нам вопросы?

Катя медлила с ответом. Свидетелей было трое. Причем одна из них была жена компаньона Авдюкова. Допрашивать их всех втроем не стал бы ни один мало-мальски опытный следователь в мире. Это было настолько против правил, что даже и не обсуждалось бы. Катя лихорадочно размышляла: навредит ли она ходу следствия, заданному Марьяной, если вот сейчас полезет к ним, к троим, с расспросами? Собственно, она приехала сюда разговаривать только с Долидзе. Не проще ли попросить его уделить ей пару минут и выйти с ним прогуляться на улицу или попросить показать мастерскую — он же оружейник. Но она решила, что такое поведение будет грубым и неприличным. Подруги Светланы Петровны производили скорее приятное, чем неприятное впечатление. И потом, чего уединяться с Долидзе, когда он тут же расскажет им обо всем, едва она покинет этот дом?

— Мы сейчас заняты сбором сведений о личности потерпевшего, — бросилась она в разговор, как в омут. — Вы все, насколько я поняла, были друзьями Владлена Ермолаевича. Что он был за человек?

— Ни в коем случае — я его другом не был. Никогда, — Варлам поднял свои могучие руки, словно открещиваясь от ужасной несправедливости.

— Мы друзья Светы, — сказала Нателла Георгиевна. — С Леней, особенно в последние годы, мы не были близки.

— Но Светлана Петровна на допросе упоминала, что вы знаете друг друга еще со школьных, студенческих времен.

— Сколько воды утекло с тех пор. — На губах Нателлы Георгиевны появилась бледная улыбка. — Вы спрашиваете, что он был за человек? В последние годы он сильно изменился.