Первый день строительства выдался особенно знойным и безветренным. Но уже к полудню на пляже вырыли котлован-язву под фундамент. Главным подрядчиком от Лукоморья неожиданно для всех, в том числе и для Святогора, оказался Соловей-разбойник. Во главе строительных бригад он поставил специалистов из своей бригады. Гномы и нечисть поначалу зароптали, но быстро смолкли. Соловушка обладал даром убеждать.

Работы развернулись быстро. С такой же быстротой возникли и проблемы. Стояла несусветная жара, и первой из проблем стала питьевая вода, второй – взаимоотношения между рабочими. Гномы недолюбливали леших. Те отвечали лютой взаимностью. Мелкая нечисть ненавидела всех и старательно и упорно выливала бетон на головы рудокопов, работающих в котловане. В ответ на их вопли шпанята демонстративно морщили носы и говорили, что от них воняет. Потом эта шушера, прикованная к тачкам с бетоном, вообще отказалась работать. На угрозы узники плевали в прямом смысле слова. То тут, то там стали возникать ссоры, переходящие в стычки. Назревала буза, готовая перерасти в откровенный бунт.

Маннергейм в растерянности озирал гудящую стройку. Технология бетонных работ должна быть соблюдена, а без дисциплины об этом можно было забыть. Ситуацию с ходу разрулил Соловей. Проблему с водой он решил, организовав подвоз вина; вторую решил не менее радикально. Бригадирам раздали трехвершковые кнуты из кожи бешеных бегемотов, и работа закипела в ускоренном темпе, а главное, слаженно. Теперь тяжелая земляная работа под палящими лучами солнца вызывала у мобилизованной нечисти только трудовой энтузиазм. Периодически был слышен свист бичей и громкие вопли. Один гном-рудокоп был в восторге от плетки. Он кричал бригадиру: «Бей меня! Я плохой гном! Хлещи сильней, начальник!» В конце концов бригадир махнул на него рукой и перестал обращать внимание. Гном стал работать как все.

Бетонирование фундамента и стен шло полным ходом. Отсутствие квалификации бетонщиков с лихвой восполнялось бдительностью надсмотрщиков-бригадиров. Через несколько дней уже можно было видеть могучие стены крошечной крепости.

Дот строили почти у самого уреза воды. По замыслу Маннергейма, кинжальный пулеметный огонь должен был вестись как непосредственно по водной поверхности, прилегающей к береговой линии, так и по самому пляжу.

Барон попытался заложить в смету строительства устройство коллективной противохимической защиты, отопление и искусственную вентиляцию. Аппетит великого военного инженера рос пропорционально масштабу стройки. Святогор, однако, возразил, что бой с морским десантом двухамбразурный дот долго вести не сможет, и закупку оборудования не утвердил. Маннергейм скрепя сердце был вынужден согласиться.

Командир отряда на стройке появился лишь однажды. При этом Владимиров молча обошел будущую позицию, а на обратном пути негромко произнес: «Неплохо! Совсем неплохо!»

Все проблемы, возникающие в процессе строительства, барон решал с генеральным подрядчиком. Соловей записывал его просьбы в блокнот и тотчас принимал все необходимые меры. Дело спорилось. Святогор только успевал подписывать счета. Он уже был не рад, что поддался на уговоры Ильи Муромца. Стройка проделала ощутимую брешь в городской казне.

На амбразуры поставили защитные противопульные заслонки. Сталь для них Соловей выписал из далекого заморского государства, о котором никто раньше не слышал. Это тоже влетело бюджету Лукоморья в копеечку. Илья старался реже попадаться на глаза Святогору.

Построенный дот замаскировали под рыбачью избушку, но только с двумя дверьми, скрывавшими за собою амбразуры.

Из бункера было отлично видно море и пляж. Внутри были установлены два пулемета. Патронов к ним принесли столько, что хватило бы на небольшую войну. В специальную нишу уложили неприкосновенный запас: ящик тушенки, канистру спирта и флягу с водой. Маннергейм запер клепаную броневую дверь на замок, ключ бережно повесил на шею и громогласно объявил, что приглашает завтра всех желающих на торжественное открытие и фуршет. А также добавил, что столы для гномов будут накрыты отдельно.

Народу на торжественное мероприятие в честь открытия дота собралось не очень много. Стоять на солнцепеке – удовольствие не из приятных. Мало кто верил, что бережливый финн расщедрится на застолье, и как в воду глядели. Про фуршет барон попросту забыл. Накануне он всю ночь ворочался в кровати и никак не мог уснуть, пытаясь придумать имя своему творению.

В собравшейся на пляже толпе присутствовали практически все члены отряда, праздные зеваки из Лукоморья и кое-кто из строителей. Гномы-золотари стояли отдельной группой. Запах от них так до конца и не выветрился. Расконвоированная же нечисть исчезла сразу после того, как их освободили от тачек.

Рядом с дотом стоял Маннергейм с кавалерийской шашкой на боку и бутылкой якутского шампанского в руке. По старой традиции он собирался разбить ее о бетонную стену. На счастье.

Барон произнес короткую речь. Изрядно волнуясь, он объявил, что худшие времена позади, средств пока не хватает, но прогресс не остановить, и что эта огневая точка – залог уверенности в будущем. Последовали жидкие аплодисменты. Маннергейм поискал в толпе Святогора и командира отряда, но не обнаружил. Они предусмотрительно не пришли, потому что опасались, что гениальный инженер, используя настроения толпы и величие момента, уговорит их продолжить строительство. Отсутствовал и генеральный подрядчик Соловей со своими подручными бригадирами.

– Хорошо бы рабочим дать премию! – выкрикнул кто-то из гномов. Эти слова вызвали оживление среди собратьев по запаху.

– Обратитесь к Соловью, – сухо ответил барон и поджал губы. В такой момент думать о деньгах! Дикость. Гномы заметно приуныли при упоминании о Соловье.

Барон перевел дух, еще раз гордо оглядел собравшихся и, громко выкрикнув: «Нарекаю тебя „Упорным!“ – запустил в открытую дверь якобы рыбачьего домика бутылку полусладкого. Бутылка темного стекла, вращаясь в воздухе, попала точно в амбразуру. Не останавливаясь ни на миг, она легко пробила стальную противопульную заслонку и с громким хлопком разбилась внутри каземата.

Толпа ахнула и подалась вперед. Один из строителей подбежал к амбразуре и потрогал броневой лист. «Кора! Натуральная липовая кора!» – громко объявил он собравшимся.

Народ загудел и начал расходиться. На Маннергейма было жалко смотреть; его плечи поникли, усы обвисли. Триумф не состоялся из-за ворюги Соловья. Святогор немедленно распорядился установить броню попроще, отечественную так сказать. Праздник был безнадежно испорчен. Гости расходились. Барона под ручку увел Дуров, уговаривая так не убиваться. Соловья объявили во вселукоморский розыск.

После торжественного открытия Маннергейма часто стали видеть в Лукоморье. Отправляясь в пешие прогулки по городу, он всегда вешал на поясную портупею кобуру с наганом. Барон ходил по городу, пристально вглядываясь в лица прохожих. Все знали, кого он ищет, и деликатно сочувствовали ему про себя.

После этих событий жизнь в отряде пошла как-то очень уж буднично и размеренно. Давно замечено, что такие затишья предвещают серьезные и бурные события. Именно об этом рассуждали в курилке свободные от дежурства Батыр, Нестеров, Кузнецов и примкнувший к ним Задов, когда вихрем вдруг завертелась карусель, снижая обороты. Грянула песня: