— Джереми, не так ли? — Подойдет любое имя, лишь бы отвлечь его.

— Нет. — Мужчина сердито покачал головой. — Никам.

— Ну конечно же. Так вот, Никам, вы же не захотите пропустить конец пьесы. В последнем акте у мистрис Монтегю большая сцена. Вам следует находиться в зале, сэр, иначе вы ее пропустите. А Ребекка специально вам подмигнет.

— Правда? — Он улыбнулся. — Это не шутка?

— Зачем мне с вами шутить? — улыбнулась Элпью. — Вы особый друг мистрис Монтегю в зрительном зале.

Никам пристально посмотрел на актрису. Ребекка подтвердила слова Элпью легким кивком.

— Идемте, Никам, — сказала Элпью. — Вы знаете, что она должна подготовиться к следующей сцене. Ей уже пора на выход. Я провожу вас до двери, а там вы найдете дорогу самостоятельно. Я проверю, будете ли вы в зале.

После ухода неожиданного визитера Элпью постаралась успокоить Ребекку:

— Вы же сами говорили, что за кулисы незваными приходят самые разные люди.

— Посмотри, у меня сыплется грим! Ужасная дешевка. — Ребекка стояла перед зеркалом, снимая грим влажной губкой, а затем взяла кисть и заново нанесла белила на лоб, снова нарисовала брови. — Я видела его раньше. Я сразу же его узнала.

— Видели в зале?

— Нет, не здесь. — Окунув кисточку в склянку с красной помадой, Ребекка подмазала губы. — Но он был рядом с Йорк-Билдингс в тот вечер. Помню, когда я ссорилась с Анной, то увидела его — он смотрел в окно фойе, прижавшись к нему лицом...

Элпью задумалась. Ей тоже показалось, что она его уже где-то видела. Это был человек, который бросил в Сиббера конфетой, когда они хотели войти в концертный зал.

Женщины молча стояли в гримерной, перебирая в памяти мгновения той страшной ночи. Тишина сделалась звенящей.

— Вы пропустили свой выход, мистрис Монтегю. — В комнату вбежал служитель. — Мистер Сиббер произносит одну из своих тщательно подготовленных импровизаций.

Растрепав волосы и приведя в беспорядок платье, чтобы походить на женщину, лишившуюся рассудка, Ребекка Монтегю подобрала юбки и бросилась на сцену.

— Кинжал? — Она на ходу обернулась. — Где кинжал?

Элпью схватила его со скамейки с разной бутафорией и побежала следом.

— Элпью, ты была неподражаема! — Графиня покачала головой. — В свое время мне доводилось видеть плохих актеров, но ты! Обезьяна и та лучше бы носила шлейф Ребекки Монтегю.

Графиня добралась до театра «Друри-Лейн» к последним минутам заключительного акта и застала финальную сцену с участием Элпью. Пораженная леди Анастасия увидела, что большую часть времени Элпью поглядывала на свой вырез. Графиня просто изумилась. Девчонке подвернулась возможность блеснуть на сцене в составе прославленной Королевской труппы, а она любуется собственной фигурой!

Сыщицы проводили Ребекку и Сару до дома на Джермен-стрит, а сами улизнули под благовидным предлогом. Графиня сказала Ребекке, что должна навестить герцогиню де Пигаль, свою лучшую подругу, жившую через несколько улиц и заболевшую ангиной.

На самом деле у нее не было намерения навещать Пигаль, да она при всем желании и не смогла бы, так как та на месяц уехала во Францию осмотреть свои виноградники. Оставив Ребекку на попечение Годфри, графиня просто хотела поговорить с Элпью наедине. И теперь женщины сидели на скамейке на Сент-Джеймс-сквер. Смеркалось, пришли мальчики, чтобы зажечь недавно развешанные на этой роскошной площади фонари.

— Что нам делать с поисками убийцы Анны Лукас? — спросила Элпью, горя желанием увести разговор от своего выступления на сцене.

— Пока ты выделывала курбеты на подмостках, я воспользовалась возможностью навестить мистера Лукаса.

Глаза Элпью расширились.

— И?...

— Он совершенно безумен. И, по моему мнению, был бы не способен осуществить убийство своей жены. Но, увидев его, я поняла, что в лице актеров мы столкнулись с компанией лгунов, лицемерных негодяев, неспособных сказать правду. Они затеяли оплести нас паутиной лжи в отношении семейного счастья мистера и миссис Лукас.

— Значит, сузить круг поисков нам не удалось.

— Напротив, дорогая Элпью. Как говорят в Ньюмаркете в день скачек: поле свободно. Есть у тебя бумага и карандаш?

Элпью достала из кармана требуемые орудия.

— Давай-ка запишем порядок событий, происшедших в ту роковую ночь.

— Сначала опоздание Анны Лукас.

— О molti problemi in casa... Что ж, теперь мы знаем, что она имела в виду. Безумного мужа.

— Затем Ребекка и Анна Лукас поссорились, при этом Лампоне оказался меж двух огней. Ребекка пригрозила уйти, но, когда Анна пошла на сцену, Ребекка села в зале.

— Почему? — Графиня сложила перед собой ладони. — Почему она осталась посмотреть? Это не имеет смысла.

— Представление начинается, и Ребекка резко и явно нарочно его прерывает.

— Объявляется антракт, и с этого момента наши дороги расходятся: я какое-то время сижу у реки. Затем презренные титиры пробегают мимо и срывают с меня парик, а торговец имбирными коврижками приходит мне на помощь. Я заглядываю в зрительный зал, как раз когда является Ребекка Монтегю с окровавленными руками. А ты?

— Я вернулась в зал, — сказала Элпью. — Увидев, как и вы, что многие зрители ушли, я села поближе. После короткой паузы Лампоне появился на сцене и стал в подробностях рассказывать о теории Страстей.

— Куда делась Анна?

— Видели, как она садилась в карету...

— Кто видел?

— Этот итальянец.

— Значит, в действительности мы не знаем, правда ли это, — заметила графиня. — Если он убил миссис Лукас, то мог солгать, чтобы это скрыть. Где все это время находился мистер Сиббер?

— Повсюду. На сцене, за сценой, среди зрителей...

— Значит, если миссис Лукас была убита в промежутке между нашим уходом из зала и появлением Ребекки с окровавленными руками, это мог быть...

— Кто угодно! — Элпью стала считать их по пальцам: — Лампоне, Сиббер, Ребекка...

— Продавец коврижек, титиры...

— Этот ненормальный фанатик Никам. Да вообще любой из зрителей. — Элпью испустила глубокий вздох. — Или кучер, если уж на то пошло.

— А если они все втроем? Ребекка, Лампоне и Сиббер.

— Но они вроде бы все друг друга ненавидят.

— А сильнее всех из них Анну ненавидела Ребекка. — Графиня содрогнулась. — И где она сейчас? В моем доме на Джермен-стрит. Наверное, придумывает, как бы убить нас всех в своих постелях. По крайней мере Годфри действует верно. Он просто игнорирует ее присутствие, надеясь выжить ее.

— Может, и нам следует так поступить?