Садима перешагнула порог и закрыла дверь. Потом присела рядом.

– Раз язык к вам вернулся, самое время им воспользоваться, – сказала она.

На секунду к лорду возвратилась и его насмешливость.

– Прямо сейчас? Или через тридцать секунд? – спросил он лукаво.

Садима нахмурилась.

– Вы меня поняли. Вы расскажете мне правду, и не надо ходить вокруг да около.

Лорд Хендерсон взглянул на нее.

– Правда не так-то проста. Не уверен, что вы готовы ее услышать.

– Ваша мать в этих стенах, – ответила Садима.

Лорд Хендерсон опешил.

– Так вы знаете! Но откуда?

Садима пожала плечами.

– Она дала мне прочесть свой дневник.

Он посмотрел на нее не то удивленно, не то восхищенно.

– Но я знаю не все, – сказала Садима. – Почему ее заточили в подполье?

– Отец застал ее, когда она занималась колдовством. Самым опасным, с кровью. Он не хотел, чтобы родовое имя покрылось позором. Он все сохранил в тайне и сам совершил суд. Он замуровал ее в подполье. Между четырех узких стен, в низкой каморке, чтобы она не могла распрямиться во весь рост. Чтобы поневоле стояла на коленях. По-видимому, так обходились тогда с ведьмами. Чтобы силой вогнать им в плоть христианскую веру. Не думаю, чтобы он хотел убить ее. Полагаю, рассчитывал продержать ее там несколько дней, пока она не покорится.

Садима уселась рядом с Адрианом поудобнее.

– Но она не сдавалась, – продолжал он. – Смеялась в лицо отцу, когда он приходил к ней. А он, должно быть, считал ее одержимой. И понемногу стал сам сходить с ума. Настолько, что потерял счет дням и забыл ее в темнице. Когда это случилось, я был еще маленьким. Время от времени меня приводили повидаться с нею. Знаете, как это бывает в семьях… Ко всему привыкается. Я сжился с таким положением дел. Папа был наверху, мама внизу. В подвале.

Он замолчал, подыскивая слова.

– Как бы вам объяснить? Знаете, у детей совсем иные отношения с действительностью. Невозможное кажется им вполне естественным. Вскоре я понял, что мать моя была не только в подвале. Нередко какая-то ее часть лежала рядом со мной. Каждую ночь она оказывалась в моей постели. Ее рот на подушке нашептывал мне про все на свете.

Адриан потупил взгляд.

– А потом я стал попрекать ее этим. Я сердился, кричал, что хочу целую маму. Как-то вечером, после очередной такой сцены, она пообещала, что скоро придет ко мне вся целиком. Несколько дней спустя лакей, приносивший ей еду, обнаружил, что темница пуста. Мне объявили, что мать умерла. Я сразу понял, что это неправда. Понял, что ей удалось разделить всё, даже сердце и голову. Непостижимая операция. Не знаю, как она сумела. Но собраться обратно она не смогла. Она срослась с замком воедино.

Адриан поднял взгляд на Садиму. Он ждал, что она не поверит, засмеется, испугается, убежит прочь, предложит другое, разумное, объяснение.

Девушка кивнула.

– А дальше? – спросила она.

– Я привык к мысли, что моя мать стала замком. Она приноровилась к новой оболочке и стала переустраивать усадьбу по своему усмотрению. Повсюду начало появляться золото. Слуги замечали перемены, видели, как шкафы и кресла движутся сами. И перепугались. Отец сулил удвоить им жалование, но они все равно разбежались один за другим. Остался только Филип, дворецкий. Он и растил меня после смерти отца.

– Что с ним стало?

– С отцом? Он… Господи! Его постигло то, что он заслужил.

Лорд Хендерсон отвел взгляд. Он не хотел говорить об этом.

– Ваша мать отомстила ему, – сказала Садима.

– Официально он покончил с собой, – возразил лорд холодно. – Что случилось в действительности, я не знаю. Я был еще мал. Да и какая разница? В любом случае, он давно уже потерял голову. – Адриан поправился: – Эм-м… Метафорически, разумеется. Голова у него по-прежнему находилась на плечах. Способностями моей матери он не обладал.

Садима взглянула на него озадаченно. Теперь она понимала, откуда все странности Адриана. Для того, кто провел детство в заколдованном замке с отцом-убийцей и матерью, распавшейся на кусочки, он еще неплохо держится.

– Не смотрите на меня так, – сказал Адриан. – Мне не нужно вашей жалости. Детство у меня, вероятно, выдалось странное, но несчастливым оно не было. Филип прекрасно заботился обо мне. И мама тоже. Она следила, чтобы вокруг возникали прекрасная мебель, красивая одежда, вкуснейшие блюда, полные сундуки золота. Я ни в чем не нуждался.

«Кроме разве что отца, друзей-сверстников и ласки обычной, человеческой, матери», – подумала Садима.

– Не понимаю, – сказала она вслух. – Прошло много времени. Вы уже не ребенок. Вы могли бы уехать. Почему вы остались здесь, один?

Лорд Хендерсон мрачно улыбнулся.

– Вы правы, одиночество давно мне постыло. Поэтому, как вы знаете, я ищу супругу. Способности моей матери передались и мне. Я могу отделять некоторые части своего тела. Что это за дар – не знаю. Полагаю, каждый пользуется им по-своему. Мать начала с того, что стала подслушивать. Она хотела узнать все тайны. В конце концов она проникла в тайну философского камня и научилась делать золото. Но мне это неинтересно. Мне ближе… как бы это сказать? Брачные игры.

Адриан наклонился к Садиме.

– Каждую ночь я клал к вам в постель – как и претенденткам до вас – маленькую частичку себя, тщательно спрятав ее под матрасами. Мизинец. Потом глаз. Вчера – язык…

– Но… зачем?

– Некоторые влюбленные дарят своей даме сердца прядь волос, каплю крови в медальоне… Я готов отдать больше.

Адриан замолчал. Вот она, точка невозврата. Сейчас Садима с отвращением отшатнется, хлопнет дверью и в ужасе убежит из замка.

На губах юной девушки наметилась лукавая улыбка.

– Палец, глаз, язык… и это все? – спросила она. – Как думаете, а не наведается ли ко мне другим вечером еще одна часть вашего тела, которую я не решусь назвать?

На миг Адриан онемел. Потом рассмеялся.

– Хм-м… скажем, мне не по душе отторгать от себя эту часть. Что к тому же рискованно. Когда я прячу кусочек себя в постели, это, конечно, вторжение, но и подношение тоже. Поймай вы тогда мой мизинец – кто знает? – вы могли бы оставить его себе. Живой, теплый – я уверен, он бы вам понравился. В былые времена иные страстные влюбленные без колебаний отдавали свое сердце. А взыскательные дамы без колебаний брали его, запирали в ларец и прятали в тайном месте. С тех пор возлюбленный был в их полной власти… Боже меня сохрани потерять подобным образом столь важную часть моей анатомии!