Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что за нападение, ну, ну? — толстяк деревянными щипцами перевернул колбаски на решетке, на угли брызнул жирный сок, огонь ярко вспыхнул. Северянин накапал из бутылки воды в огонь, чтоб не разгоралось, и представился. — Мякинен меня зовут, из людей Лаури.
— Рем, из Аскерона…Это на Западе, — махнул в сторону закатного солнца Аркан.
— На Западе? Так ты из тех что слушают бритых бошек? — прищурился Мякинен.
— Не-е-ет, у нас в Аскероне держатся старых обычаев, мы живем по «Уставу надлежащему», как вы — по «Дороге Лебедей», — пояснил баннерет.
— Значит ты — ортодокс?
— Ортодокс, да… — энергично кивнул Аркан.
Они некотрое время молчали, глядя на красные от жара угли на жаровне, а потом Мякинен спросил:
— Так кто там на кого напал-то, в предгорьях?
— Культисты. Поклонялись деревянному идолу, а прислуга из местного трактира решила использовать его для колки дров… В общем — знатная была драка, едва мы выжили.
— Слушай, Рем из Аскерона… А у этих культистов — у них…- Мякинен почесал брюхо, как будто не решаясь спросить что-то важное. — Ну… У них вот всё в порядке было с лицом, например?
Рем почувствовал, что нащупал что-то интересное и сделал вид что задумался:
— Кажется, глаза… Да, да, действительно — у них были очень страшные глаза, нечеловеческие!
Саами всплеснул руками:
— Да! Да! Точно так! Глаза — как у летучих мышей, черные! Не как у вас, маэстру, а полностью черные! Я видел таких, в одной из подземных каверн… Думал — с испугу показалось!
— Каверны? Какие каверны? — затаил дыхание Аркан.
— Ну… — Мякинен был доволен что ему удалось найти свободные уши, когда большая часть его постоянных клиентов предпочитала не есть репу со свиными колбасками, а бряцать оружием у стен Дома Эдускунты. — Каверны. Катакомбы. Пещеры. Под Байарадом! Мы используем их для хозяйственных нужд. Я, например, складирую корм для свиней. Кто-то под винные погреба приспособил, другие — под ледники и холодильники летом, третьи — наоборот, сауны устраивают.
— И что, куда ведут каверны?
— Да никуда! — хохотнул колбасник. — Уж сколько молодых лазило по ним — никуда они не ведут. Одни — полверсты тянутся, другие — и десятка шагов не будет. Некоторые — широкие, что и человек пройти может не согнувшись, другие- узкие, только крыса и пролезет…
— Так откуда эти, которые с глазами? — удивился Рем.
— Вот и я подумал — откуда? Я грешным делом там переночевать вздумал, с неделю назад, когда жена меня совсем из дома выгнала… За грехи пьянства и чревоугодия, да… Взял с собой шкуру носорукого чудища — ну, не целую конечно, а здоровенный отрез — и пошел туда спать. Пробраться можно было через амбар Турунена, я с детства помню… Ну забрался туда, там такой удобный приступочек есть — как раз моя туша помещается, спать удобно. А ниже каверна расширяется, что-то вроде грота образует. Раньше зерно хранили, потом стала влага проникать — зерно убрали.
— Та-а-ак, и что? — словоохотливый Мякинен вроде бы и говорил интересные вещи, но определенно наводил тень на плетень.
— А то! Просыпаюсь потому, что кто-то стонет! Глядь — а в том гроте все стены размалеваны, и народ с факелами шастает. Одного голого мужика схватили, на колени поставили — и башку отрезали! А потом в кровище руки перемазали и давай снова стены замалёвывать всяким мракобесием! Вот такие дела… Я подумал — кошмары сняться уже, отродясь такого в Байараде не было. И щипал себя, и за губу кусал — они там как плясали так и продолжили. А глаза я хорошо запомнил — черные! В общем — страху натерпелся жуть! Но меня они не заметили! На рассвете поднялся — и бегом к Йорме Лаури! Рассказал ему всё! А меня на смех подняли… Мол — по пьянке померещилось. Ну где Байарад — и где голые мужики в кавернах? У нас холодно голышом ходить! Я и сам подумал что померещилось, когда вернулся — а там никакой мазни на стенах грота-то и нет! Следы человеческие есть, но мало ли кто там ходит… А рисунков не было!
— А почему вы мне это рассказать решили?
— Так старуха Лоухи, которая нойда, только с Оулы вернувшись, у меня пару дней назад колбаски покупала. Бормотала, что там эти, синелицые, местные селища стращают, грозятся сжечь. А нойда там грибочки подснежные искала, для снадобий своих. Зелья лечебные варит, ага! Ну так местные говорили, мол — мочи нет терпеть, возьмутся за топоры, потому как Ахо отмахиваются и дружину не присылают, Линдстрёмов боятся. А им мирно никак нельзя, черноглазые требуют от каждого селища детей выдать…
— Во-о-от как! Выходит — синелицые еще и с глазами черными? Нелюдь совсем уж получается…
— Страшное дело! И скажу я тебе — страшные дела года два назад начались. Правильно Эдускунта решила — нужно нам Божеской защиты просить, человеческим умом мы полвека жили — и не сладили…
Картошка закончилась, и Рем принялся прощаться. А на последок спросил:
— А на кой черт синелицым дети?
— Раньше, говорят, они их в тундру уводили, и на черные скалы, в свои стойбища — чтобы воспитать по-своему. А теперь — нойда Лоухи сказывала: кормят ими великана! Но у Лоухи с головой не в порядке, ее слушай — да на семь в уме дели, много всякой небывальщины она говорит, — толстые пальцы северянина ухватили с решетки одну колбаску и отправили в рот. Целиком!
Жирный сок так и потек по усам, а Мякинен, кряхтя и отдуваясь, принялся жевать обжигающее мясо. Понятно, почему он был такой толстый! Рем некоторое время завороженно наблюдал за работой его челюстей,а потом встряхнулся и спросил:
— А найти эту Лоухи где?
— Так она в квартале Лаури живет, у самой стены. Кро-охотная избушка. Воняет — ужас! А тебе она зачем? — Мякинен снова почесал пузо.
— Так голова болит сильно в последнее время, — Рем потрогал правый висок. — Вот зелье у нее и попрошу.
— А-а-а-а, да… Репа и картоха тут не помощники. Тут нужно снадобье посерьезнее… Вот мне племянница рассказывала — один торговец из Тимьяна предлагал микстуру из макового молока…
Аркан и не рад был уже, что связался с болтливым Мякиненом. А потому — второпях распрощался и сбежал. Сколько было правды в словах словоохотливого торговца колбасками? Неизвестно. Но с этой самой нойдой переговорить стоило, будь она хоть трижды сумасшедшая. Кое-что в рассказе толстяка Рема откровенно напугало, и игнорировать возможное появление тут поддавшихся воле неизвестного эгрегора синелицых он не мог.
* * *
Лаури всегда отличались толерантностью и миролюбием. Они гордились своим нейтралитетом, давали приют чужеземцам, чудакам и даже нелюдям, и имели с этого неплохие деньги. Кузница гномов тут стояла рядом с лавкой южных пряностей, где заправлял настоящий смуглый и длинноволосый орра-южанин, а смарагдские переселенцы-ткачи предлагали свои товары напротив павильона с готовой одеждой из Тимьяна.
Гривна-браслет с лебедями сняла у стражников на входе в квартал Лаури все вопросы, и Аркан направился к громаде базальтовой стены, которая возвышалась над окраинными домами на высоту двадцати, а то и тридцати локтей. Монументальности добавляли и надстроенные сверху бревенчатые стены.
Аркан задумался: почему они не строят из туфа, который тут же, под ногами? Он не зря просиживал зад на лекциях в университете, и мог сложить два и два: каверны под Байарадом были последствиями древней вулканической работы, и мягкий пористый камень под ногами вполне подходил для возведения построек и стен. Но — велика сила традиций! Саами предпочитали таскать огромные стволы лиственниц из окрестных лесов…
Избушка нойды Лоухи терялась на фоне массивных жилых теремов, складов и амбаров. Приземистая, с поросшей мхом и засыпанной снегом крышей, с узенькими окошечками и дощатой, покосившейся дверью. К двери был приколочен олений череп, в глазнице которого сидел взъерошенный воробей. Птичка заполошно заверещала, лишь только Аркан приблизился к жилищу знахарки.
Дверь со скрипом отворилась навстречу парню, и Рем опасливо заглянул внутрь.
— Здрав будь, недобрый молодец! Что раненько таково? Куда идешь, пробираешься?.. Дело пытаешь, аль от дела лытаешь? — раздался старческий, но еще полный жизни голос. — Зайдешь али так и будешь косяк подпирать?
Аркан шагнул внутрь и замер, щурясь и привыкая к полумраку внутри.
— А чего это я недобрый-то, бабушка?
— Какая я ж я тебе бабушка? Я ни в жисть бы за твойго дедушку дуроватого замуж не вышла! Он же это… Из энтого… Из требучета-то крысами дохлыми в людей кидался!
Рем от таких новостей оторопел:
— В каком смысле — крысами?
— Это у твойго деда спрашивать надоть было! Император