«Что вы делаете? Зачем даете Израилю новых солдат?» И правда – посмотрите на вашу семью. Борис – кандидат технических наук, шесть патентов на радиотехнику. Дети вундеркинды, Мариша в пять лет Баха играет! Так вы будете чай?

На протяжении всего его монолога стакан с крепким горячим чаем был от Инны на расстоянии локтя, от аромата чая у нее закружилась голова, но Ищенко удержал ее от падения, положил руку на плечо.

– Держитесь. Я знаю, что из голодания не выходят на бутерброды, и поэтому не предлагаю. Но чай можно, – и он наконец протянул ей стакан: – Возьмите, это ваш…

Усилием воли Инна выпрямилась и освободила плечо:

– Нет, спасибо.

Ищенко, однако, не обратил на это внимания и продолжил тем же доверительным тоном:

– Если я вас отпущу, что мне скажут в ЦК?

Инна молчала, не понимая, куда он клонит.

А Ищенко улыбнулся:

– Видите, дорогая, я перед вами исповедовался. А почему? – он подошел к брезентовым мешкам у окна и поставил стакан на подоконник. – Это мешки с израильскими вызовами. Тут и ваших три. Могу достать и… – Он придвинулся к Инне еще ближе и сказал вполголоса, совсем интимно: – Если я разрешу вам отъезд, мне это дорого обойдется. Ты должна возместить. Раздевайся.

У Инны от изумления расширились глаза. А он – от близости к этим глазам – уже потерял терпение, выстрелил скороговоркой:

– Ну, давай! Полчаса работы – и Борис завтра дома. Слово офицера.

– Ты не офицер, – вдруг сказала Инна.

Ищенко изумленно отпрянул:

– А кто?

– Ты козел. Тебе овец трахать. Да и те вряд ли дадут…

Договорить она не успела – Ищенко наотмашь ударил ее по лицу:

– Сука!!

Удар был такой силы, что Инна не устояла на сломанном каблуке, упала, и каблук отлетел от сапога. А когда рывком поднялась на колени, Ищенко стал хлестать ее по лицу снова и снова:

– Курва! Счас будешь сосать! – И в бешенстве начал расстегивать ширинку. – Будешь! Смотри в глаза, сука!

Инна, стоя на коленях, посмотрела ему в глаза:

– А если откушу?

– Я те зубы выбью!

– Договорились, – спокойно сказала Инна, не отводя своих огненных глаз.

Он замер, оторопев от ясности ее решения.

И несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза.

– Пошла вон… – устало выдохнул Ищенко.

Файл № 37. 2024 год

Германская юмористическая газета «Берлинский калейдоскоп», 30 апреля:

Unternehmen München Charterflüge (Компания «Мюнхенские чартерные авиарейсы»):

ТОЛЬКО ДЛЯ ИРАНСКИХ ЖЕНЩИН!

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ СЕКСУАЛЬНЫЕ ТУРЫ С СОБЛЮДЕНИЕМ ПОЛНОЙ АНОНИМНОСТИ!

ЛЮБЫЕ ВИДЫ ИЗЫСКАННОГО ГОРЯЧЕГО СЕКСА!

ГЕРМАНИЯ, ИНДИЯ, ГРУЗИЯ, ЦЕЙЛОН, ИСПАНИЯ…

СКИДКА НА ПАКЕТЫ ИЗ ПЯТИ ПОЕЗДОК!

Файл № 38. 1978 год

Октябрьский снегопад накрыл украинскую столицу. Тараня снежный кисель, экскурсионный автобус «Интуриста» с европейскими и американскими туристами медленно катил по утреннему Крещатику. Пожилая экскурсоводша, стараясь отвлечь внимание иностранцев от очередей у продмагов и витрин гастрономов, где высокими пирамидами стояли лишь банки с «Лечо в томате» и кабачковой икрой, говорила в микрофон по-английски:

– Киев – столица советской Украины и один из старейших городов Европы. У нас много древних церквей, соборов, памятников и музеев. Киево-Печерская лавра, Софийский собор, Золотые ворота Киева, памятник Богдану Хмельницкому и Крещатик, центральная улица Киева…

Но туристы почему-то фотографировали сквозь окна не Золотые ворота и не памятник Хмельницкому, а трех алкашей с граненым стаканом у магазина «ПИВО – ВОДИ»… длинную серую очередь с авоськами у магазина «ПРОДУКТИ»… гигантский портрет Ленина с поднятой ладошкой и надписью «ВIРНОЮ ДОРОГОЮ ЙДЕТЕ, ТОВАРИЩИ!» и плакаты «ПIД ПРАПОРОМ МАРКСИЗМУ-ЛЕНIНIЗМУ, ПIД КЕРIВНИЦТВОМ КОМУНIСТИЧНОI ПАРТII – ВПЕРЕД ДО ПЕРЕМОГИ КОМУНIЗМУ!»

В 11:35 автобус подкатил к зданию нового цирка на площади Победы. Здесь, у центрального входа, на широких гранитных ступенях, в ожидании воскресного дневного представления со знаменитым Карандашом толпились школьники чуть ли не со всего города. Двери цирка были еще закрыты, школьники, подмерзая в своих вязаных шапочках, синтетических куртках и драповых пальтишках, топтались на холодных ступенях и терли носы и уши, а учителя и вожатые старались согреть их песнями:

– Дети! Поем все хором: «От улыбки хмурый день светлей, от улыбки в небе радуга проснется…»

Сорок пять туристов – увешанные фотоаппаратами и ярко одетые в новенькие дубленки и шубы из натурального меха, мужчины в голубых джинсах, а женщины в теплых брючках-клёш или в кожаных сапогах-ботфортах – выпорхнули из автобуса и ярко-диковинной стайкой пошли за своей экскурсоводшей сквозь разом примолкнувшую детскую толпу. На фоне этих черно-серых воронят и воробышек они выглядели инопланетянами.

Едва экскурсоводша достигла парадной двери, как стоявший там вахтер открыл тяжелую дверь и впустил иностранцев. Школьники, стоявшие близко, ринулись было тоже к двери, но вахтер тут же закрыл ее и властным жестом остановил детей:

– Минуту! Хай иностранцы сядуть!

Дневное представление началось в 12:00 громкой музыкой и выходом на арену знаменитого комика Карандаша с его не менее знаменитой скотчтерьеркой по кличке Клякса.

В темноте, во время очередного оглушительного хохота детей и взрослых, один из туристов, пятидесятилетний раввин Моисей Кац, который вместе с бруклинским Борухом Левиным выступал на недавнем студенческом митинге в Нью-Йорке, незаметно выбрался из партера в фойе и по указателю «М – Ж» направился в туалет. Но по дороге, поддерживая тяжелые полы своего черного пальто, юркнул к выходу из цирка и запрыгнул в первый же автобус, отходивший от остановки «Площадь Победы».

А еще через полчаса, вновь поддерживая полы этого пальто и оскальзываясь на заснеженном тротуаре, он быстро шел по улице Леси Украинки в пригородной Быковне, украдкой считывая на табличках номера домов. Зашел в подъезд с поломанными почтовыми ящиками и похабными надписями на стенах, бегом, с одышкой, поднялся по лестнице, нетерпеливо постучал в дверь с табличкой «кв. № 12». Дверь открыл девятилетний Миша, за его спиной выглядывала Мариша со скрипкой в руке.

– Are you Levin? [Ты Левин?] – быстро спросил раввин.

– Y-yes… [Да…] – осторожно сказал Миша.

– I’m rabbi Katz from New York. [Я раввин Кац из Нью-Йорка.] – И, вытирая пот, раввин вошел в квартиру, быстро закрыл за собой дверь. – Your father is in prison, right? [Твой отец в тюрьме, так?]

– Y-yes…

– Your mother still on a hunger-strike… [А твоя мать объявила голодовку…]

– Yes…

– Fine… [Отлично…] – Снимая тяжелое пальто, раввин, сориентировавшись, шагнул на кухню, взял со столешницы нож, вспорол подкладку своего пальто и подхватил выпадающие из него брошюры – учебник иврита, книги «Эксодус» и «Еврейские праздники», пачку советских денег, плитки бельгийского шоколада и даже тонкую коробку с мацой! – It’s for you! For Passover! [Это вам. На