– А где же книга? – поинтересовалась я.

Охранник посмотрел на меня, как на неразумное дитя, и принялся терпеливо объяснять, думая, что я плохо понимаю по-английски:

– Перед тем как отвести Мак-Корника в камеру, я забрал у него книгу для получения разрешения начальства, но Мак-Корник сбежал, не дожидаясь одобрения книги.

– И где она сейчас? – затаив дыхание, спросила я.

– Где-то валяется в комнате дежурных, – пожал плечами Дик. – Это же не «Плейбой», который парни обязательно прихватили бы домой.

– Можно на нее посмотреть? – допытывалась я.

– Да пожалуйста, – обескураженно проговорил служитель тюрьмы. – Только пока я буду ходить туда-сюда, обед закончится, и я останусь голодным.

– Я взяла на твою долю еду в «Макдоналдсе», – жестом фокусника вынула Генриетта из-под водительского сиденья пакет с бигмаками и колой.

– Тогда бегу, – распахивая дверцу, на ходу выкрикнул Дик, выскакивая из машины.

Вернулся он минут через десять, неся в руках обернутую в газету книгу, и, обменяв ее на пакет с провизией, принялся уплетать холестериновые бутерброды. А я придвинулась поближе к Генри и вместе с ней стала рассматривать подарок антрополога. Это была такая же брошюра, что и та, которая валялась в ящике нашей секретарши, только на английском языке. Даже газета, в которую автор обернул свой подарок, была та же самая – «Метро», только на неделю постарше. Несмотря на то что газета потерлась, на ней еще можно было разобрать снимок певца Расмуса, устраивающего скандал в пробке на Сущевском Валу. Рядом с моим клиентом стоял Эбинейзер Смит и закрывал собой от разошедшегося русского Дженнифер и няню.

– Вот это да! – крякнула Генри, с интересом разглядывая снимок. – Это же наш Эбинейзер! А вот и Дженни с Олив! Где это они?

– В Москве, – ответила я.

– А я-то думаю, что это Мак-Корника в Москву потянуло? А он, оказывается, увидел Эбинейзера рядом с Олив! Думаю, она и есть убийца. Эбинейзер, будучи руководителем антропологического кружка, это понял и поехал следом за Шерманами, чтобы предупредить их об опасности.

– Выходит, что убийства совершила Олив? – удивился Дик. – А ребята говорили, что в них признался баронет.

– Сэр Кристофер оговорил себя, чтобы его не упрекали в бездействии, – махнула рукой Кампински. – Ведь Мак-Корник много раз писал рапорты начальству, призывая лишить Олив Мгамбу права управлять автомобилем и запретить папуаске делать покупки в супермаркете, ибо она, попадая в торговый зал, становилась безумной. Она вырывала у покупателей их покупки и сваливала к себе в тележку, но жители Арбингтона относились к ее безумию с пониманием и героически сносили все выходки дикарки. Одно время Олив норовила отправиться за покупками топлес, в одной тростниковой юбке, пугая детей и пожилых леди, но и эти дикие выходки удавалось замять при помощи вмешательства сэра Кристофера. И вот теперь, когда она заколола птичьей костью двух врачей с университетским образованием, Кристофер Шерман признал свою ошибку и поступил как джентльмен.

Все то время, что Генриетта рассуждала насчет мужественного поступка неудавшегося самоубийцы, Дик с удивлением рассматривал снимок на газетной обертке, бормоча себе под нос: «Надо же, и правда псаломщик, как я его не признал? А это и впрямь Дженнифер Шерман и ее чертова нянька».

– Да, Дик, действительно, где были твои глаза? – усмехнулась Генри, видя недоумение приятеля.

– Черт его знает, – смутился Дик. – Бросил книжку в угол, она там и лежала. С чего бы я стал ее рассматривать?

– Ты хоть начальнику тюрьмы про нее рассказал?

– Забыл, – честно признался парень. – Да и зачем? Эндрю все равно сбежал, ему книга не понадобится, значит, и разрешение получать не нужно.

Я слушала рассуждения Генриетты и кивала головой в знак одобрения, но в душе знала, что она не права. Вовсе не за дикарку Олив переживал баронет, у него болела душа за единственного сына, руководителя российского филиала корпорации «Электра» Стивена Шермана, на которого у меня имелся компромат, дающий стопроцентные шансы на победу в деле Горелова.

* * *

В аэропорт нас отвезла Генриетта, заехавшая за мной к тете Летти вместе с готовым к отлету Джуниором сразу же после работы. Выспавшийся и отдохнувший кудрявый друг выглядел вполне прилично, и только рассеченная бровь и синяк под глазом напоминали о его пивной победе в «Фургоне и прицепе». Проснувшись в середине дня, Борис развил бурную деятельность и, дожидаясь возвращения Генриетты, созвонился с Кирой Ивановной и через секретаршу попросил конторского шофера приехать за нами в аэропорт. Международные звонки Борис беспечно осуществлял с городского номера гостеприимной хозяйки, нимало не заботясь о том, на какую сумму его британской подруге выставят счет. Об этом Устинович-младший вскользь обмолвился, уже сидя в машине, и, увидев, какими глазами на него взглянула Кампински, принялся предлагать ей деньги, но Генриетта, само собой, отказалась.

Проезжая мимо дома Пита Перкинса, я увидела, как из открытого окна первого этажа сначала вылетела табуретка, а затем вылез сам репортер, спасаясь бегством от широкоплечего детины, появившегося в окне следом за Питом и покрывшего героя-любовника отборным матом на языке Байрона и Шекспира. На крыльце стояла блондинка-негритянка Марго и, обхватив себя за плечи, полными ужаса глазами взирала на происходящее.

– Давно пора прищучить этого кобеля, – одобрила Генри. – Надо орден дать тому герою, который выложил его похождения в Интернет.

Гордая похвалой, я приосанилась на заднем сиденье, а Устинович-младший, не понимая, о чем идет речь, все вертелся и спрашивал, что там происходит, и, не получая ответа, переводил рассеянный взгляд с меня на Генриетту и обратно.

В дорогу Летиция Гануэй передала дюжину профитролей, о которых так живо рассказывала, вручив их с тем самым премиальным подносом, а викарий Вессон принес баночку меда. Как раз такую, о какой мечтала бабуля. Деду в подарок я купила хороший шелковый шарф, упакованный в красивую подарочную коробку. Прощались мы с Генриеттой так, как будто были сестрами. У полицейской дамы в глазах стояли слезы, и, обнимая меня перед тем, как покинуть зал ожидания, она прошептала мне на ухо:

– Не забывай, что я тебе сказала. Если надумаешь, приезжай, я буду ждать.

И добавила так, чтобы слышала не только я, но и Борис:

– Все, завязываю с полицией. Решила пойти в университет на факультет философии и стать викарием.

– Прости, не понял? – переспросил Устинович-младший, переставая рассматривать рекламный щит с красоткой-стюардессой, рекламирующей британские авиалинии.

– Свяжу жизнь с нашим приходом, – продолжала Генриетта. – Весь Арбингтон упрашивает меня сменить на посту викария преподобного Вессона, только тетя Летти была против. До последнего времени она настаивала на кандидатуре Эбинейзера, а тут вдруг почему-то сменила гнев на милость. Хорошо, что в англиканской церкви священниками могут быть и мужчины, и женщины, но это новшество ввели только с девяносто второго года прошлого века, а до этого все было по старинке. Но прогресс не остановить!