– Куда же ты, Васечкин? – крикнул ему вслед удивлённый Гусь.

Васечкин шёл сквозь оживлённую толпу, и все, видя его хмурое лицо, расступались перед ним.

И как-то получилось, что Васечкин, сам того не ожидая, вдруг запел:

ВАСЕЧКИН. Что может быть печальней,

Чем комнатный уют,

Коль ветры странствий дальних

На подвиги зовут!

Как трудно удержаться

И не попасть впросак —

Так хочется сражаться,

Сжимая меч в руках!

ИННА АНДРЕЕВНА. Кто за славой

мчится вскачь,

Не избегает неудач

И не извлечёт из них урока…

Кто не ставит

славу в грош…

АНРИ И МИШЕЛЬ. Ле шевалье сан пер э сан репрош.

ВСЕ. Рыцари без страха и упрёка!

ВАСЕЧКИН. Но если к приключеньям

Опять тебя влечёт?

ПЕТРОВ. Такое увлеченье

К добру не приведёт!

ПЕТРОВ И ВАСЕЧКИН

ВМЕСТЕ. Легко прослыть героем,

Трудней героем быть,

И звание такое

Делами заслужить!

МАША. Я не верила, что есть

В мире рыцарство и честь,

И была наказана жестоко.

ПЕТРОВ И ВАСЕЧКИН. Посмотри вокруг – найдёшь…

АНРИ И МИШЕЛЬ. Ле шевалье сан пер э сан репрош.

ВСЕ. Рыцарей без страха и упрёка!

Песня кончилась. Петров, Васечкин и Маша вмес те с Гусем, Филиппом и Инной Андреевной сели в машину. На прощание французы подарили Васечкину открытку с изображением собора Парижской Богоматери.

– На память, – сказали они. – О сюрпризе! Оревуар, камарад![18]

– Оревуар, – сказал Васечкин, принимая подарок. – Мерси боку!

– Если что не камильфо, – добавил Петров, – то просим пардону!

Машина тронулась.

Петров взял у Васечкина открытку и прочёл:

– Нотр дам дэ Пари… Что бы это значило?

Васечкин на секунду задумался.

– Наша дама из Парижа! – перевёл он.

Петров перевернул открытку и недоуменно уставился на знаменитый собор.

– А где же тут дама? – спросил он.

– Там, внутри, наверное, в доме… – решил Васечкин. – Не вышла ещё на улицу…

– А, – согласился Петров, – тогда понятно.

Старенький «виллис» мчался всё дальше по извилистым горным дорогам, унося наших героев назад в лагерь, к новым приключениям, обыкновенным и невероятным…

Моей жене Тамаре

Ну разве с Петровым и Васечкиным отдохнёшь? Не одно, так другое. У них ведь одни приключения на уме. Вот они и валятся им на головы. То, что с ними случается, скажем, за неделю, нормальному человеку на всю жизнь бы хватило. А им всё мало. Не успели в лагерь приехать, как их за хулиганов приняли. Ну а они, конечно, рады стараться. Весь лагерь запугали. Меня ещё не было, я позже приехала. Но мне всё подробно рассказали. И как Васечкин о своём хулиганском образе жизни врал, и как всякие подношения принимал, и как их перевоспитывать старались. Потом они себя, правда, геройски проявили, когда с Гусем сражались…

Короче, когда я приехала, они как раз все втроём в изоляторе лежали, в себя приходили. Я-то думала, что они ещё долго после этой страшной битвы очухиваться будут. Ничуть не бывало, буквально на следующее утро после моего приезда они уже из лагеря убежали. Подвиги совершать! Между прочим, в мою честь! Тоже выдумали. Можно подумать, что я их об этом просила. Мы их с Инной Андреевной, Филиппом и Гусем целые сутки искали. Чего они за это время успели натворить, за день не расскажешь. Впрочем, вы об этом уже читали…

А когда мы их привезли назад в лагерь, что тут началось! Окружили их со всех сторон, не подступиться. Как будто они и впрямь герои! Ну, Васечкин конечно же, как всегда, расхвастался. Как начал рассказывать, как начал, не остановишь! И как он с мельницей сражался, и как отару овец от волка спас, и как дорогу от страшного обвала расчистил, и как с диким быком сражался, и про скалолазов…

А Петров тут же рядом стоит, рот раскрыл и глазами хлопает. Заслушался. Можно подумать, что всё это не с ним происходило. Мне даже за него обидно стало. Ведь, если честно, так это он самый настоящий рыцарь. А Васечкин так, трепач, хотя, конечно, если бы не он, то никаких бы вообще подвигов не было. Он эти все приключения к себе просто как магнитом притягивает. А Петров всегда потом за него отдувается.

Чего, спрашиваю у него, ты, Петров, застыл как памятник, что с тобой? А Васечкин услышал и говорит: «Это? А… это мы в “замри!” играем. – И приказал: – Отомри, Петров!» Петров тут же покраснел, рот закрыл. А все вокруг засмеялись, потому что подумали, что Васечкин так пошутил. Но я-то хорошо знаю, чем его шуточки кончаются. Одно время в школе с этим «замри!» от него житья не было. Пока не проучили его как следует. Но это же Васечкин. Его учи, не учи! Вижу, опять он за своё решил взяться. А эта игра в «замри!» всё равно как эпидемия гриппа, стоит одному заболеть, как уж точно все переболеют, если только прививку не сделать.

Идёмте, говорю, хоть лагерь осмотрим, а то из-за ваших подвигов я ещё ничего не видела. Ну, Петров тут же за мной пошёл, как привязанный, а Васечкин только ногу поднял, как вдруг я ему и говорю: «Замри!» Ну он и замер с поднятой ногой. И стоит как аист. А я Петрову говорю: «Пошли, Петров!»

Вот так и начались наши новые приключения.

Дело было так.

Маша и Петров дружно рассмеялись и пошли по аллее. А Васечкин, жертва собственной злосчастной выдумки, провожал их отчаянным взглядом, стоя на одной ноге.

Отойдя шагов двадцать, Маша оглянулась и крикнула:

– Отомри!

Васечкин с облегчением поставил ногу и рванулся с места вдогонку друзьям.

Ребята шли, с интересом глядя по сторонам. Вдруг Маша остановилась возле стенда, на котором был изображён пионер с кинокамерой в руках.

– Запишемся?! – предложила Маша.

Петров собрался было согласиться, но Васечкин, незаметно ткнув его в бок, равнодушно пожал плечами и сказал:

– А чего мы там не видели?