След от моего прикосновения вскрылся глубокими кровавыми ранами, будто от звериной лапы.

Охотник запоздало шарахнулся назад, выпустив бечевку и бессмысленно зажимая руками свежую навью метку. Я тряхнула рукой, забрызгав бетонный пол живой человеческой кровью, и процедила сквозь зубы:

— Достань ее из ванны. Сейчас же!

— Ты… — охотник подавился ругательствами, которые больше не мог произнести в мой адрес.

А потом пошел и покорно вытащил из ванны тело, смыв мутной водой следы своей крови с бетона. Едва выполнив приказ, он тотчас разжал руки, позволив мертвой ведьме рухнуть в грязную лужу. Его лицо исказилось — от ненависти, от злости и осознания собственного бессилия.

Метка навки — это не веревочный браслетик. А живую воду, увы, не купишь в ближайшем ларьке. Но на сочувствие у меня не было ни времени, ни сил.

— Как тебя зовут? — спросила я, деловито переворачивая ведьму. Ловля неудавшихся утопленниц среди моих сестер давно стала своеобразным видом спорта, и нужные действия я выполняла механически, на чистом автопилоте. Титул чемпиона я удерживала почти восемь лет подряд, пока в игру не включилась Карина и не переманила меня в карманные инфлюенсеры. — Отвечай.

— Самат, — сквозь зубы процедил охотник, не в силах сопротивляться прямому приказу. Сквозь его пальцы все еще сочилась кровь.

Я не сдержала истеричный смешок. Надо же, охотники — и те понаехавшие!

— Слушай меня внимательно, Самат, — велела я, но тут же отвлеклась на искусственное дыхание и продолжила только после паузы: — Ты мне нафиг не сдался. Но гомункулы, которых она делала, заинтересовали очень важных людей на моей родине. Полагаю, даже не только там, раз уж здесь готовы были закрывать глаза на пропавших и на отсутствие документов и мозгов у таких «работничков». В общем-то, и у меня дома многие хотели себе пару-тройку бригад… но никто не знал, как именно ведьма гомункулов делала. Никто не знал, что ради них приходится убивать навок. Кстати, на сколько бы хватило этой ванны, если бы я наполнила ее живой водой?

— На двух-трех гомункулов, — неохотно отозвался Самат. — Может, на четырех, если делать их помельче. Но мелких никто не заказывает.

Что ж, это объясняло, почему ведьма предпочла переводить навок, а не заключать с ними контракт, как Итан — со мной. Ванна живой воды истощила бы меня на долгие недели, и я бы за нее семь шкур содрала. Вряд ли ведьма смирилась бы с необходимостью регулярно втридорога платить за чужой труд, чтобы торговать бесплатными работниками. Зачем, если можно сделать пару-тройку для себя? А контракт заключить всего с одной навкой, зато — наименее принципиальной.

— Кажется, в итоге все, как обычно, упирается в деньги, — брезгливо поморщившись, заключила я. Ведьма упорно не дышала. — Я хочу, чтобы производство гомункулов прекратилось и не возобновлялось. Для этого придется накрыть всю сеть разом, и, кажется, мне понадобится твоя помощь, Самат.

Восторга это известие у него ожидаемо не вызвало, но я уже переключилась на совершенно другие мысли.

Итан. Хоть я и догадывалась, что фотография, которую мне показали, не имела к нему никакого отношения, но от лишнего подтверждения уж точно не отказалась бы.

Только вот мой смартфон остался дома, ведьмин — искупался вместе с ней, а на любезность вахтера на проходной рассчитывать отчего-то не хотелось. Не сейчас, когда у меня ни в какую не получалось откачать свеженькую утопленницу.

— У тебя есть телефон? — спросила я, без сил ссутулившись над свеженьким и совершенно безучастным трупом. — Подойди.

Охотник, стиснув зубы, покорно протянул мне простенький смартфон с трещиной в верхнем углу экрана. Номер Итана я не помнила, и звонить пришлось в кофейню: на мое счастье, она еще работала.

На том конце долго не брали трубку. Меня потихоньку накрывала запоздалая реакция на шок, и, когда мне ответила какая-то жизнерадостная вежливая девушка, я уже практически рыдала в голос. Это не добавило нам взаимопонимания, а в кофейне, судя по фоновому шуму, поднялась паника: кто-то вызванивал невесть куда запропастившегося Итана, а кто-то — кажется, та неимоверно шустрая официантка — ругался, требуя вернуть на место баристу.

Охотник сверлил меня ненавидящим взглядом. Итан не отвечал.

Ведьма не дышала. Паника в кофейне набирала обороты, и в конце концов я, не выдержав, отключилась.

Паниковать у меня и у самой неплохо получалось, но это было совершенно не то, что требовалось для благополучного разрешения ситуации.

— Что мы имеем, — вслух проговорила я, бессильно прислонившись спиной к ванне, и подтянула колени к груди.

Во-первых, труп. Похоже, без живой воды ведьму не откачать, но сегодня я уже ни на что не способна. Чудо-мастерице придется подождать до завтра (или послезавтра, как получится). Оставить тело здесь? Наверное, не лучшая идея: корпус хоть и огорожен, но чисто символически, а вторая дверь вообще отсутствует как класс. Любой работяга, слинявший покурить в неурочный час, без труда рассмотрит приметную ярко-алую юбку и медовые волосы, чтоб ведьме с ее стилем на том свете икалось, и перед полицией встанет распрекрасная задачка: неизвестная девица с утопленным телефоном убита женщиной, которая тридцать лет как числится мертвой!

Нет, труп нужно припрятать. В идеале — там, где я смогу до него добраться сразу же, как только восстановлюсь и нацежу хотя бы полстакана живой воды. А это у нас где?..

Очевидно, на моей съемной квартире, сообразила я и с отвращением покосилась на ведьму. Соседка мечты! Не храпит, не тырит косметику, не покушается на продукты… попахивает вот только, и не вполне понятно, как ее тащить: даже от ближайшей заводской проходной до моей квартирки — несколько кварталов. Мокрая насквозь девица с разбитыми руками и ссаженными ступнями, сосредоточенно волочащая труп, наверняка вызовет весьма неудобные вопросы — а Москва, так ее разэдак, никогда не спит!..

Во-вторых, Инна. Полагаю, за наводку на меня она должна получить плату — хотя на деле, наверное, сама готова приплатить, лишь бы я уже никогда не вышла с завода. Такого удовольствия я ей точно доставлять не собиралась.

В-третьих, система турникетов. На одержимых навок, прущих напролом, вахтер приучен не обращать внимания — но что, если навка попытается пройти в обратную сторону, да еще в теплой компании трупа и мужика с располосованной в кровь грудью?!

В-четвертых, меченый. Русалочий, чтоб его, муж. Я представила себе, что по этому поводу может сказать Итан, и на какое-то ослепительное мгновение искренне пожелала, чтобы он так и не нашелся, — а потом с ужасом вытолкала эту трусливую мыслишку прочь из головы. Пусть говорит, что думает, пусть ругается, как сапожник, пусть с пафосом бросает «неверную» девицу и уходит в закат, — только бы был живой!

Забавно, но именно мысль об Итане заставила меня собраться и прекратить перечислять про себя накопившиеся проблемы, взамен начав искать выход.

— Самат, — окликнула я, не открывая глаз, — а куда вы с ведьмой девали трупы навок?