нашу магиню воздуха и воды в свой кабинет на собеседование.

– Настасья, – сказал я ей, – ты уже, наверное, догадываешься, что и в этом мире мне придется отстранить от власти твоих папа и мама, пока они окончательно не поломали российское государство. Чтобы я не просеивал кучу навоза в поисках жемчужного зерна, скажи, кто из ваших родственников, ближних или дальних, по твоему личному мнению, мог бы взяться за этот тяжкий монарший труд и волочь его на своих плечах?

– Очень точное определение нашей семьи – «навозная куча», – сухо усмехнулась Анастасия, – и все благодаря моему дорогому папА, при котором стадо наших родственничков совершенно отбилось от рук. Если говорить о кандидатах в потенциальные монархи, то из мужчин для этой работы не годен никто. Если вы возлагаете надежды на Алексея, то могу сказать, что из него может получиться только еще одно воплощение Алексея Тишайшего, когда все дела делаются неспешно, как бы сами собой, а монарх только сидит на троне и распространяет вокруг себя величие и благодать. Но эта картинка не для бурного двадцатого века: даже если решить большую часть проблем, оставшиеся неурядицы сдуют тишайшего монарха с трона будто пушинку.

– А если не зацикливаться на мужской части вашей семьи? – спросил я. – В истории известны случаи, когда женщины справлялись с монаршими обязанностями лучше любых мужчин. Ведь дело в том, если я не найду среди Романовых подходящего кандидата или кандидатку, мне придется плюнуть на все и на несколько лет раньше начать строить первое в мире государство рабочих и крестьян. Дело это нудное, кровавое, но я справлюсь, ибо союзников и соратников в этом деле у меня будет хоть отбавляй. Реформа господина Столыпина не разрешила, а обострила крестьянский вопрос, и теперь массами овладевает только одна мысль: «так дальше жить нельзя».

– Да, – подтвердила Анастасия, – так дальше жить нельзя. Сейчас там это понимают все, кроме папА, мамА и облепивших их подхалимов, извлекающих из этого положения личную выгоду.

Моя собеседница сделала паузу, будто решаясь на какое-то откровение, потом заговорила снова:

– Я тут вот что подумала… единственная, с кем вы можете поработать, это моя сестрица Ольга. Она умна, можно даже сказать, талантлива, душевна, так что сопереживает всем сирым и обиженным, и в то же время у нее упрямый сильный характер. Из всех нас только она одна была способна противостоять давлению папА и мамА. Да вы и сами можете в этом убедиться, пообщавшись с ее младшим воплощением – и ведь не скажешь, что девочке всего девять лет.

Бежать к Птице, чтобы пообщаться с ребенком, я не стал, ибо времени на это уже не было, но слова Анастасии запомнил хорошо. Позже, уже перед самым ужином, я на минуту пересекся с нашей главной вытирательницей сопливых носов, и она подтвердила, что все указанные Анастасией черты характера имеются в Ольге во вполне достаточных, а где-то даже избыточных (упрямство) количествах. Я взял этот вариант на заметку, при этом понимая, что девочка девяти лет может изрядно отличаться от самой себя десять лет спустя.

И вот с этим багажом за душой я пригласил Ильича и Инессу Арманд, пока не проронившую в нашей компании ни слова, на вечерние посиделки на танцплощадке. Так сказать, предварительное собеседование, ассистировать в котором мне вызвалась Кобра. Ильич сначала отнекивался: было видно, что, испив всего несколько глотков из источника отравленной мудрости, он торопится припасть к нему вновь и вновь, – но я сказал, что зову его не ради светской болтовни, а для серьезного разговора. А книги от него никуда не уйдут, просто после нашего разговора он будет лучше понимать, на что обращать внимание в первую очередь. Ибо библиотека, как и танковый полк, у нас из тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, а мы с Коброй – из две тысячи семнадцатого.

И тут Ильич сделал стойку.

– Так что же, батенька, вы все тут из разных времен? – спросил он, настороженно щурясь.

– Не только из разных, но и зачастую из альтернативных миров, в корне отличающихся от нашего собственного, – ответил я. – Моя супруга, урожденная княжна Волконская – родом из мира, где моим коллегам по ремеслу Старших Братьев удалось построить такое чудо природы, как монархический социализм. А костяк нашего кадрового командного состава происходит из еще одного мира, где те же Старшие Братья внесли значительные изменения в ход Октябрьской революции, избавив ее от большинства детских болезней, благодаря чему удалось избежать Гражданской войны и вызванной ею разрухи, и сразу же приступить к социалистическому строительству.

– Так-так… – сказал Ильич и склонил голову набок, – это решительно интересно! А теперь позвольте узнать, кто такие Старшие Братья и чем они отличаются от всей прочей вашей родни?

– Старшие Братья, – под громыхание с небес сказал я, – это люди, которые конно, людно и оружно спускаются с верхних уровней Мироздания вниз, к своим предкам, чтобы изменить там неудачный вариант истории. Как правило, это сплоченные и хорошо вооруженные воинские подразделения, способные выигрывать битвы и осуществлять государственные перевороты. Обычно Старшие Братья врастают в местную действительность и корректируют ее в направлении своих представлений о прекрасном, потому что там жить и им, и их потомству. В материальных проявлениях нам известны четыре таких мира, существование еще нескольких мы можем предположить, исходя из структуры межмировых энергетических потоков. В отличие от классических Старших Братьев, я рейдер, иду от мира к миру, осуществляя только первоначальное воздействие, а остальную работу после меня должны доделывать местные кадры, которым такие изменения по душе. Вы можете стать таким местным кадром, если мы сойдемся целями и характерами, а можете и не стать. Но не торопитесь с окончательным ответом, прежде чем изучите вопрос во всем его разнообразии.

Ленин хотел было возразить, а потом махнул рукой и промолчал. Он уже окончательно поверил во все и ценил то, что я позвал его разговаривать разговоры, а не приказал старшему лейтенанту Антонову перестрелять их всех на горной тропе.

Остаток пути до танцплощадки мы проделали в полном молчании, так же молча заняли свои места за столиком и опустили купол тишины.

– Итак, – сказал я, когда Ильич был готов меня слушать, – в присутствии Всемогущего Творца Всего Сущего клянусь, что в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году история не закончилась. Два года спустя Советский Союз пал, преданный своим правящим классом – точно так же, как за семьдесят четыре года до этого пала Российская империя династии Романовых, – а вместе с ним пала в грязь и коммунистическая идея. И это факт. Придет время, и мы еще разберемся с этим вопросом предметно, с гневом и пристрастием бросая виновников этой геополитической катастрофы в застенки и на плаху,