Тут, конечно, нужно понимать вот что: на фронте мы о наградах и не думали. Ни о своих, ни тем более о чужих. Да и не знали мы, у кого какие награды. Это уже когда война кончилась, когда их надели, вот тогда все и увидели. И вопросы когда стали появляться? Это уже когда в 70-х и 80-х годах собирались на встречах ветеранов корпуса. Когда посидим за столом, выпьем, вот тогда уже кто-то и позволял себе высказаться.

Например, наш последний комбат Писаренко был обижен на комбрига. Он прошел всю войну и имел шесть орденов – прилично. Но иногда он упоминал, что случались моменты, когда в наградах его прижимали. Мы его успокаивали: «Иван Петрович, ну вам мало, что ли? Посмотрите, у кого еще шесть орденов есть? Раз-два и обчелся…» А он рассказывал, что его и на Героя представляли. Ну, не знаю. Он был словоохотливый мужик, и в запале мог немного взбрехнуть, мы пару раз ловили его на этом. Но тем не менее он действительно был очень храбрым и смелым, так что вполне допускаю такое.

Или еще пример. Уже после войны я служил с Горным Давидом Иосифовичем, который всю войну прошел в одной бригаде. С момента ее формирования в июне 42-го и до самой Победы он служил в роте технического обеспечения специалистом по электрооборудованию. Хороший технарь, с обязанностями справлялся, но должность-то не самая заметная, и за войну он имел две награды: орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». Но вот когда мы собирались иногда и когда уже выпили, тормоза у него тоже отпускались, и он постоянно говорил: «Я до сих пор проклинаю этого пропагандиста майора Суворова. Сколько раз меня подполковник Филиппов, зампотех бригады, представлял. Но как до Суворова доходит, он говорит: «Надо награждать боевых людей, тех, кто в атаки ходит! А этих через одного! И я все попадался через одного…» Но все эти претензии по поводу наград я бы всерьез не рассматривал.

Недавно я узнал, что энтузиасты военной истории создали список самых результативных танкистов Красной армии. Так те, у кого на счету 10 танков и более, почти все Герои. Но никакой обиды у меня нет, мне наград хватает. И так мы в почете. Но конечно, если взвесить все, то, наверное, меня могли бы наградить и больше. Потому что вывезти штаб бригады со знаменем из окружения – это чего-то да заслуживало. Но я не приучен заниматься такими вещами. Начальству виднее. Ну чего обо мне говорить, если даже такие, как Василий Брюхов, оказались не отмечены. Его книга мне понравилась, тут как говорится, добавить нечего. Я с Василием Павловичем неплохо знаком. В 1980 году он приехал к нам в дивизию с инспекцией. А с нашим командиром он служил вместе на Дальнем Востоке. Зовет меня: «Николай Николаевич, зайди!»

Захожу, за столом сидит генерал-лейтенант. Представился, познакомились. Расспросил, где был, когда. Спрашивает:

– А чего в Академии не учился?

– Да один раз попытался, но завалил физику и плюнул на это дело…

– Зря, – говорит. Пошутили, посмеялись, накоротке поговорили.

Спрашивает моего командира:

– Ну как он?

– Побольше бы таких офицеров. Но собирается уходить. – Мне ведь уже под 60 шло.

– Нас остались единицы, так что, если здоровье позволяет, послужи еще!

А ближе к вечеру меня вызвали в дом офицеров: «Брюхов сказал, чтобы был». Там на фуршете более подробно поговорили. Таких танкистов, конечно, мало было. Лихой, смелый, недаром звание Героя в 95-м ему присвоили. Хоть и поздновато, но все-таки.

Понравилось еще интервью с Ионой Дегеном. Его рассказ мне показался достоверным. В некоторых моментах такие детали вспоминает, что и я такого уже не помню. Оцениваю его как настоящего, достойного танкиста. Подготовленный, знающий танковое дело. Для танкиста срок пребывания на фронте – приличный. Считаю, что свой долг перед Родиной он исполнил сполна, и желаю ему доброго здоровья, чтобы он и дальше помогал людям. Знаю, что многих очень резанула антисоветская нотка в его рассказе. Даже где-то обиделись на него, мол, все видит только в черном цвете. Меня эта нотка негатива не напрягала, но полагаю, что здесь он кое-что преувеличил. Будем считать на его совести.

Вот допустим, он очень негативно отзывается о политработниках. Да, когда после войны мы встречались в дружеской компании, то многие отзывались о политработниках нелестно. Но чаще всего, в каком плане? Мол, меня представили к награде, а замполит зарубил: «Этот еще не заслуживает!» Но если про себя лично, то я ничего плохого не скажу. Что трусы, которые непонятно где находятся во время боев – ничего подобного! Если замполит батальона, то он все время рядом с комбатом. Я воевал в пяти разных батальонах, и везде так было. Видел на передовой и начальника политотдела корпуса, и члена военного совета Армии, это ведь тоже о чем-то говорит. А такого, чтобы кто-то из них прятался за нашими спинами или злоупотреблял своей властью, я не помню. Вот, например, в этой истории с Тараскиным наш замполит вполне мог бы на него обидеться, но, к его чести, он никакой обиды не затаил. С Ильиным, кстати, произошел еще такой эпизод.

Где-то в Польше, когда батальону предстояло идти в атаку, он находился в одном танке с комбатом. Но в ходе атаки предстояло сменить направление, а для этого нужно подать сигнал – зеленую ракету. И когда они вышли на этот рубеж, комбат поручил пустить ракету замполиту: «Давай!» Дают ему ракетницу, он открывает люк заряжающего, но не полностью. Бах – ракета попадает в нераскрытую створку, залетает обратно в танк и пошла тут ходуном ходить… Все за головы схватились, пока она не сгорит. А Ильин же чувствует себя виноватым, так он стал кидаться на эту ракету и в конце накрыл ее и здорово обжег себе ладонь. Ходил потом с перемотанной рукой. Ну, история, конечно, сразу стала всем известна, но виду никто не подает, комбату же станет неприятно. Но, шутя, говорили так: «О, наш замполит в атаку ходил, и ранение получил…» Вот такой эпизод тоже был.

Еще Деген очень нелицеприятно отзывается об особистах. Но смогли бы мы победить без такой жесткой, даже жестокой дисциплины, которую они обеспечивали? Что скрывать, воевали с оглядкой. И лично я прихожу к мнению, что с нашим народом по-другому нельзя. Все-таки мы люди несколько расхлябанные. Не немцы. У немцев если приказали, то он будет выполнять до конца. Пусть это и до глупости иногда доходит. Вот я же, например, рассказывал, как они совершали налеты на Горький. Делали это в одно и то же время. Буквально минуту в минуту. Ну, измени же хоть немного, это же создаст нам трудности, так нет. И все наши начальники поняли, что нужно организоваться и ждать. Вот тут их хваленая немецкая пунктуальность пошла им в минус.

А мы в этом плане совсем другие. Видимо, от природы в нас русских такие качества, вот иногда и получается не совсем. Поэтому не случайно появился этот приказ № 227. И до этого было строго, но тут стало понятно, что решается судьба страны. И я считаю, что руководство страны решило правильно. А иначе, если бы мы через Волгу драпанули, неизвестно, что дальше. Так что нас надо в строгости держать. Одно плохо – нет золотой середины. Или гайки слишком закручивают, но если чуть отпустить, сразу расхлябанность.

Пример. Воюем, ходим в атаки, все четко. Только вывели на переформировку и чуть свободное время, сразу недисциплинированность появляется. Хотя распорядок есть, но он не выполняется. Все надо кругом перевернуть, но непременно найти спиртное.