Последнее включение – 19.35, сегодня, сообщил ему экран. Но в последние сутки сам он не касался компьютера. В 19.35 он сидел с нами в кафе – пока человек со шрамом ломал комедию перед привратником.

Еще кое-что любопытное он обнаружил рядом с телефоном, но не сразу. И это кое-что трудно было счесть случайной оплошностью таинственного гостя. В пепельнице, среди окурков, лежало то, что хозяину квартиры явно не принадлежало, – докуренная почти до конца сигара с уцелевшим кольцом. Он взял ее и повертел в руках, сперва не поверив собственным глазам. Постепенно смысл находки дошел до него, и он опять громко расхохотался, показывая клыки – совсем как затравленный и разъяренный волк.

Ну конечно! Марка «Монте-Кристо»!

Незваный гость побывал и у Флавио Ла Понте. Только представился водопроводчиком.

– Какого черта! Что за дурацкие шутки! – выпалил Ла Понте вместо приветствия. И, подождав, пока Макарова нальет ему джина, вытряхнул на стойку содержимое целлофанового пакета. Сигара была той же марки, и кольцо тоже осталось целым.

– Эдмон Дантес снова идет в бой, – бросил Корсо. Но Ла Понте никак не желал взглянуть на всю историю с литературной точки зрения.

– Вот, смотри, какие дорогие сигары курит этот негодяй! – Руки у него дрожали; он даже расплескал свой джин, и несколько капель повисло на его рыжей бороде. – Я нашел это на ночном столике.

Корсо откровенно подсмеивался над ним.

– Где твоя выдержка, Флавио? Ты же крепкий мужик! – Он положил руку ему на плечо. – Вспомни Клуб гарпунеров Нантакета.

Ла Понте раздраженно отмахнулся:

– Да, раньше я был крепким мужиком. Но ровно восемь лет назад вдруг понял, что приятнее оставаться еще и живым. И с тех пор я чуть пообмяк.

Корсо, попивая джин, процитировал ему Шекспира. Трус умирает тысячу раз, а храбрец… и т. д. Но Ла Понте был не из тех, кого можно утешить цитатами. Тем более цитатами такого рода.

– Если честно, – заметил он, задумчиво опустив голову, – страха во мне нет. Просто я не хочу ничего терять… Ни вещей, ни денег. Ни моей фантастической сексуальной силы… Ни жизни.

Это был весомый аргумент, и Корсо пришлось признать, что дело и вправду могло иметь неприятные последствия. Кроме того, добавил Ла Понте, есть и другие тревожные знаки: какие-то клиенты хотят за любые деньги купить рукопись Дюма, по ночам раздаются таинственные звонки…

Корсо резко выпрямился.

– Они звонят ночью?

– Да, но ничего не говорят. Помолчат, помолчат и бросают трубку.

Пока Ла Понте рассказывал о своих несчастьях, охотник за книгами потрогал холщовую сумку, только что извлеченную из-под прилавка, где Макарова прятала ее среди ящиков с бутылками и пивных бочонков.

– Я не знаю, что мне делать! – трагическим тоном воскликнул Ла Понте.

– Продай рукопись – и делу конец. События выходят из-под нашего контроля.

Книготорговец отрицательно покачал головой и попросил еще порцию джина. Двойную.

– Я обещал Энрике Тайллеферу, что рукопись будет продана на открытом аукционе.

– Твой Тайллефер на том свете. А при его жизни ты не успел выполнить свое обещание.

Ла Понте мрачно кивнул, словно не желал вспоминать некоторые детали дела. Но тут чело его разгладилось, на губах заиграла растерянная улыбка. Если только это можно было назвать улыбкой.

– Ты прав, конечно. А теперь угадай, кто еще мне звонил.

– Миледи…

– Почти… Лиана Тайллефер.

Корсо глянул на друга с выражением бесконечной усталости. Потом взял стакан с джином и залпом выпил.

– Знаешь что, Флавио?.. – вымолвил он наконец и вытер рот тыльной стороной руки. – Иногда мне кажется, что я читал этот роман. Когда-то очень давно.

Ла Понте снова нахмурился.

– Она хочет получить обратно «Анжуйское вино». Как есть, без всяких бумаг, подтверждающих подлинность… – Он смочил губы в джине, потом смущенно улыбнулся Корсо. – Чудно, правда? С чего вдруг такой интерес?..

– И что ты ей ответил?

Ла Понте поднял брови:

– Что от меня это уже не зависит. Что рукопись у тебя. И что я подписал с тобой договор.

– Ага, то есть соврал. Мы ведь ничего не подписывали.

– Конечно, соврал. Теперь если что – расхлебывать придется тебе. Но учти, вести переговоры с покупателями я не отказываюсь: и со вдовой, и еще кое с кем мы в ближайшие дни поужинаем. Дела есть дела. Обсудим эту проблему. Так что я, как и встарь, остаюсь отважным гарпунщиком.

– Тоже мне гарпунщик выискался! Дерьмо ты и предатель!

– Да. И таким меня сделала Англия, как сказал бы засранец Грэм Грин. Знаешь, как меня звали в колледже? Это-сделал-не-я… Разве мне не доводилось рассказывать тебе, как я сдавал экзамен по математике? – Он снова поднял брови, с ностальгической теплотой предаваясь воспоминаниям. – Я от рождения был доносчиком.

– Ты бы поостерегся Лианы Тайллефер.

– Почему? – Ла Понте любовался своим отражением в зеркале над стойкой. Потом скорчил похотливую гримасу. – Эта баба мне понравилась сразу, еще когда я только начал таскать книжки ее муженьку. Настоящий класс!

– Да, – кивнул Корсо. – Настоящий средний класс.

– Не пойму, чего ты на нее взъелся. Красотка ведь…

– Там дело нечисто, какая-то собака там непременно зарыта…

– А я обожаю собак. Особенно если у них имеются красивые белокурые хозяйки.

Корсо теребил узел галстука.

– Послушай, идиот несчастный. Врубишься ты наконец или нет? Во всех романах с закрученным сюжетом, во всяких таинственных историях знаешь кто обязательно погибает? Друг героя! Улавливаешь, какой получается силлогизм?.. Ведь нынешняя история – таинственней не бывает, ты мой друг, – он подмигнул Флавио. – Так что расхлебывать дельце – тебе.

Поглощенный воспоминаниями о вдове, Ла Понте не сдавался:

– Ладно тебе! Кончай голову морочить! И потом, если помнишь, я сказал, что готов даже пулю получить за друга – но только в плечо.

– Я не шучу. Тайллефер мертв.

– Он покончил с собой.

– Кто знает! Будут и еще покойники.

– Вот и подыхай сам. Зануда! Скотина!

Остаток вечера прошел под схожие комментарии. Через пять-шесть рюмок они распрощались и договорились созвониться, как только Корсо доберется до Португалии. Ла Понте покинул бар пошатываясь и, разумеется, не заплатив за себя. Зато он подарил Корсо остаток сигары Рошфора. Как он выразился: «Вот тебе в парочку».

Случай? Не смешите меня! Такое объяснение может удовлетворить лишь глупцов.