При этих словах миссис Литон, которая теперь сидела прямо, словно шпагу проглотила, нахмурилась.

– Значит, вы хотите, чтобы мы выехали в субботу? Нам, конечно, это было бы удобно! – сказала она, и ее глаза угрожающе сверкнули. Заметив признаки надвигавшейся бури, дочери забеспокоились. Они хорошо знали вспыльчивый характер матери, которая, дав волю своему гневу, потом долго переживала и казнилась по этому поводу. Но если уж мистер Хантспил разозлил ее, скандала не избежать.

– Нет, конечно! – рассмеялся мистер Хантспил. – Я не хочу причинять вам сразу столько неудобств!

Все дамы вздохнули было с облегчением, но он продолжил:

– Полагаю, самый подходящий срок – неделя. После венчания мы с Арабеллой отправимся в маленькое свадебное путешествие в Брайтон, после чего я, естественна, желал бы вернуться в Раскидистые Дубы и заняться необходимыми преобразованиями, которые, как я вижу, давно назрели! – Хантспил опять поднял лорнет и принялся рассматривать стул под Генриеттой, сидевшей напротив матери. – Боже мой! – воскликнул он, с отвращением сморщив нос. – Кто выбрал такие дикие цвета для обивки мебели!

– Я! – ледяным тоном ответила миссис Литон.

Новый владелец усадьбы предпочел промолчать. Потом он вдруг встал, подошел к книжным полкам и принялся придирчиво их изучать. Со смешанным чувством неприязни и любопытства Генриетта наблюдала, как он один за другим стал снимать с полок романы и складывать их в стопку, по-видимому, сочтя предосудительными. Стопка росла с каждой минутой. Молодая женщина перевела взгляд на Арабеллу – как сестра реагирует на наглую выходку своего жениха?

Арабелла наблюдала за мистером Хантспилом спокойно, похоже, ничуть не раздосадованная его поведением. Более того, на ее лице было написано одобрение, и Генриетте вспомнилось, что Арабелла и сама осуждала сестер за чтение романов, называя их презрительно «литературой», к которой относила даже нравоучительные повести Марии Эджворт.

Однако миссис Литон не собиралась закрывать глаза на дерзость будущего зятя.

– Сейчас же оставьте книги в покое! – воскликнула она дрожавшим от гнева голосом. Чрезвычайно удивленный, Хантспил обернулся. – Вы только что разрешили нам остаться в имении до следующей субботы, значит, до тех пор мне решать, что и где должно стоять в этом доме и в этой комнате! Не забывайтесь, мистер Хантспил! Двадцать лет я была здесь полновластной хозяйкой, и, как бы вас ни раздражали подобранные мной книги и обивка мебели, вы не вправе врываться сюда и распоряжаться раньше условленного времени! Предупреди вы заранее, я бы выехала к сегодняшнему дню! О, теперь я вижу, как права была моя дорогая Генриетта, когда говорила, что вы эгоист и деспот, которому нет дела до чувств других людей!

Он открыл рот, чтобы возразить, но миссис Литон проворно вскочила на ноги.

– Молчать! – закричала она. – Если вы посмеете хоть слово произнести в прежнем непочтительном, дерзком тоне, то, клянусь, со мной случится ужасная истерика!

В благородном негодовании бровь мистера Хантспила опять взлетела вверх, но он не решился ничего сказать, только кивнул в знак согласия. Миссис Литон с гордо поднятой головой двинулась к выходу. Не шевелясь, он проводил ее взглядом, в котором сквозило даже некоторое любопытство.

За исключением Арабеллы, все дамы стайкой, как утята за уткой, поспешили за матерью.

Миссис Литон вернулась в свою спальню, где к ней вскоре присоединились дочери. Комната была выдержана в мягких золотистых тонах, на фоне которых темными пятнами выделялись кровать, туалетный столик и низенький комод вишневого дерева. В окна, выходившие на восточную сторону, били лучи утреннего солнца, ярко высвечивая все внутри. Сестры расселись, кто на кровати, кто на мягких стульях, стоявших у окон, а миссис Литон начала метаться по комнате, стараясь заглушить клокотавшую в ней ярость и жгучее чувство обиды.

– Мама, я еще никогда не видела тебя такой красной! – воскликнула Бетси, которая сидела на кровати, весело качая ногами.

Генриетта с болью в сердце наблюдала за матерью. Бедная, она только сейчас до конца осознала ужасную истину, что на великодушную помощь Хантспила в устройстве дочерей рассчитывать не приходится.

– Я знаю, что зря так на него набросилась, – воскликнула она, ломая руки. – Но мне еще не встречались такие высокомерные наглецы, как он! О, если б не моя милая Арабелла, я задушила бы его собственными руками…

Она внезапно оборвала свой страстный монолог – кто-то легонько скребся в дверь. Торопливо отерев злую слезу, скатившуюся по щеке, миссис Литон постаралась взять себя в руки.

– Войдите, – сказала она.

На пороге появилась Арабелла. С нарочитой холодностью она тщательно закрыла за собой дверь и оглядела спальню. Вид у нее был печальный, даже мрачный.

– Я пришла поделиться с вами некоторыми переживаниями, которые при иных обстоятельствах предпочла бы оставить при себе, – сказала она и умолкла, уставившись в пол. По всему было видно, что, всегда бесстрастная и рассудительная, она переживает целую бурю чувств. И вообще, в последние два дня она проявила больше эмоций, чем обычно за год. «Интересно, – подумала Генриетта, – о чем она хочет нам поведать?»

– Должно быть, теперь вы думаете обо мне плохо, но поверьте, в первый раз я написала Хантспилу только затем, чтобы убедить его помочь маме! Как и Генриетта, из его переписки с мамой я поняла, что он не собирается нам помогать.

К удивлению Генриетты, губы Арабеллы задрожали, и по щеке покатилась слеза.

– Еще маленькой девочкой – продолжала она, – я осознала, что не такая, как вы, мои милые сестры! Мне никогда не казались смешными ваши шутки, а вам – то, что находила забавным и остроумным я. Только папа меня понимал, но с тех пор, как он умер… – не в силах говорить, она замолчала, потом поспешно прижала к глазам батистовый платочек. – С тех пор, как он умер, я чувствую себя совсем одинокой! Мне не с кем поделиться своими горестями и радостями… Поэтому я очень обрадовалась, когда в результате краткой переписки с мистером Хантспилом нашла в его лице внимательного друга. Наверное, вам будет трудно это понять! И хотя я была жестоко разочарована его нежеланием выделить тебе ренту, мама… – сестры, еще не знавшие об этом, испуганно охнули, – но он мой будущий муж, я его люблю и ценю. Поэтому, пожалуйста, мама, ради меня прости ему его бесцеремонность и скупость! Вот и все, что я хотела сказать.

Пораженная и растроганная откровениями Арабеллы, Генриетта почувствовала, как ее сердце наполняют любовь и сочувствие к сестре. Бедная девочка, как ей было одиноко, особенно последние полтора года, когда не стало отца!

В едином порыве сестры и миссис Литон окружили Арабеллу, наперебой прося за все прощения, желая счастья в семейной жизни с мистером Хантспилом и всячески выражая ей свою любовь. Несмотря на все старания сдержаться, Арабелла разрыдалась.

Наконец, осушив слезы, она повернулась к матери:

– У меня к тебе одна важная просьба, мама! Миссис Литон, огорченная печальным выражением ее глаз, снова обняла ее.