Рядом в камине весело пылал, пожирая поленья, огонь. По бокам на стенах висели книжные полки. Книги из библиотеки Литонов говорили о тонком вкусе людей, ее собиравших. В ней было практически все, достойное внимания просвещенного ума, – от греческих философов до новейших романов Джейн Остин.

Лорд Эннерсли почувствовал, что вполне освоился в этой атмосфере дружелюбия и уюта. Его душевный покой не смутил даже приход молодых членов семейства. Привыкший к роскошным туалетам обитательниц Бродхорна, он сразу отметил простое изящество, с которым одевались сестры Литон, и это ему понравилось. Первой в гостиную вбежала его любимица Бетси, одетая в просторное коричневое шерстяное платье. Эннерсли уже давно объяснился с ней, уверив девочку, что причиной несчастного случая была не выпущенная ею праща, а его злополучная ссора с сыном.

Потрепав свою любимицу по носу, он шутливо прошелся по поводу ее веснушек и был вознагражден нежным поцелуем в щеку, после чего Бетси переключила свое внимание на таинственную банку, объяснив, что держит там гусениц.

Потом в комнату впорхнула Энджел – жизнерадостная, в разлетающихся оборках розового муслинового платья, она потирала щеку рукой в кружевной перчатке, наслаждаясь ее шелковистостью. Чмокнув в щеку мать, девушка подошла к Эннерсли и простодушно осведомилась, не срослась ли его сломанная рука. Когда он сказал, что на выздоровление понадобится несколько недель, она сочувственно цокнула языком и направилась к арфе. Возле инструмента она сняла перчатки и принялась негромко наигрывать прелестную медленную мелодию.

Лорд Эннерсли поудобнее расположился на канапе и удовлетворенно вздохнул. Никогда еще со смерти жены он не чувствовал себя так хорошо, никогда с тех пор ему не было так уютно, как сейчас, в этой гостиной, здесь все ему нравилось, все навевало мир и покой, а вид порхающих по струнам пальцев Энджел просто умилял. Эта девушка – настоящая загадка: при несомненном музыкальном таланте она не в состоянии поддерживать разговор дольше пяти минут!

Так прошло еще с четверть часа. Потягивая чай, прислушиваясь к потрескиванию дров в камине, Эннерсли наслаждался покоем, когда в гостиную вошла Арабелла в строгом сером платье.

Он сразу понял, что ее приход каким-то образом нарушил мирную атмосферу. Девушка поздоровалась с матерью, не подходя к ней для поцелуя, и присела на краешек канапе, чтобы ради приличия справиться о самочувствии пострадавшего раненого. Их беседа длилась не больше двух минут, но и за это короткое время У лорда Эннерсли создалось полное впечатление, что Арабелла – копия его сестры Маргарет. Хотя он разделял мнение леди Рамсден о необходимости срочно женить Короля, во всех остальных отношениях он находил ее общество просто невыносимым.

Исполнив долг вежливости, Арабелла покинула гостиную, вызвав у всех, включая и лорда Эннерсли, невольный вздох облегчения. Когда она выходила, гость взглянул на миссис Литон. Они обменялись понимающими взглядами, и матрона улыбнулась. Эннерсли впервые посмотрел на нее по-мужски, оценивающе, и остался доволен увиденным.

Она была еще свежа и цвела безыскусной сельской красотой. Ее лицо, светившееся добротой и радушием, сразу вызывало симпатию. Эннерсли отметил и ее прекрасный вкус в одежде – на ней было платье из фиолетового батиста, отделанное черными французскими кружевами. С платьем прекрасно гармонировало жемчужное ожерелье, украшавшее молочно-белую шею. Пожалуй, изысканностью вкуса миссис Литон могла поспорить с самой леди Рамсден, но, к удовольствию лорда Эннерсли, для хозяйки дома это было естественным, и в отличие от его сестры она этим не кичилась.

Разглядывая лицо миссис Литон, он сразу заметил, как дочери на нее похожи. Помимо высоких, дугой выгнутых бровей, которыми мать наградила каждую из своих дочек, Генриетте досталась ее приветливая улыбка, Бетси – прекрасный точеный нос, Энджел – густые светлые волосы и изумительные голубые глаза, а Шарлотте – озорной огонек во взгляде, придававший ее, как правило, невозмутимому лицу необыкновенное очарование. Эннерсли нахмурился: одна Арабелла не взяла от матери ничего, кроме светлых волос. Случайно его взгляд упал на портрет покойного мистера Литона, висевший как раз напротив, над арфой. Какой суровый взгляд, теперь понятно, в кого пошла Арабелла! Похоже, отец семейства был лишен добродушия, зато его жена обладала им в избытке. Эннерсли перевел взгляд на вдову. Интересно, была ли она счастлива в семейной жизни? Ему показалось, что нет. Во всяком случае, не так, как заслуживала.

Последними, держась за руки, появились Шарлотта с Генриеттой, судя по их склоненным друг к другу темно-русым головкам, до того, как войти, они что-то обсуждали.

Поцеловав мать, обе подошли к лорду Эннерсли. Шарлотта поздоровалась вежливо, но сухо – скорее от природной робости, нежели из равнодушия. Она быстро отошла, тогда как Генриетта присела на канапе и стала расспрашивать раненого о самочувствии.

Он приветливо отвечал, внимательно вглядываясь в собеседницу. На ней был изящный утренний туалет – темно-синее муслиновое платье, присборенное у выреза, из украшений – только небольшой серебряный медальон. Волосы она уложила на голове короной, оставив на затылке несколько локонов, свободно ниспадавших на спину, а на лбу – несколько восхитительных завитков. Лорд Эннерсли с удовольствием отметил, что во всем ее облике чувствовалось спокойное достоинство. Подумать только, еще вчера эта женщина стояла возле него в грязной канаве и, дрожа от холода и страха, боролась за жизнь его сына! Неприятное воспоминание заставило его вздрогнуть.

– Вам нехорошо? – участливо воскликнула она, беря его руку в свою. – Могу я чем-нибудь помочь? Может быть, принести еще чаю?

С щемящим сердцем он покачал головой.

– Перелом – пустяк по сравнению с несчастьем, которого я чудом избежал вчера, – сдавленно ответил он, отводя от нее взгляд. – Я взглянул на вас и словно заново пережил наше ужасное приключение. У меня мороз пошел по коже при мысли, что я едва не потерял своего мальчика! Если бы не ваша отвага и выдержка, он бы наверняка погиб.

Заметив, что молодая женщина вспыхнула, лорд Эннерсли понимающе похлопал ее по руке.

– Теперь я перед вами в долгу, Генриетта.

– Что вы, сэр, я не сделала ничего особенного! О какой отваге может идти речь, если у меня душа ушла в пятки от страха! – Она умолкла и несколько мгновений просидела, не проронив ни слова, сцепив руки на коленях. Потом спросила, разговаривал ли он с сыном.

– Да, сегодня утром. Я не смог сдержать слез, он попросил прощения за свою выходку, а потом мы опять поссорились, словно и не было злополучного происшествия на дороге! – Лорд Эннерсли угрюмо вздохнул и отпил из чашки. – Боюсь, сыну надоели мои нотации, но что делать, как заставить его бросить беспутную жизнь? – Тут он осекся, поняв, что перешел границы приличий. – Впрочем, я, кажется, заболтался. Просто еще раз примите мою благодарность за вашу неоценимую помощь!

И он с отеческой нежностью пожал ей руку, гадая, как такая славная юная леди, которой явно не занимать здравого смысла, могла выйти за безнадежного шалопая Фредерика Харта. Лорд Эннерсли уже готов был спросить ее об этом, как на пороге гостиной вновь возникла Арабелла – взволнованная, с пятнами румянца на щеках.