— Какой ты… рачительный! — похвалила я.

Лауренцио ухмыльнулся:

— Ты оценила? Кто не экономит на малом, никогда не достигнет большого. А я кое-чего достиг.

Правой рукой он протянул мне стакан, а левой потянул меня на экскурсию:

— Корбюзье, Старк, Элесси, Хайек, Лихтенштейн — я люблю прекрасное во всех его формах. И оно, естественно, имеет свою цену.

Мы проделали путь по всему его загородному дому: кухонная, гостиная, спальная зона. Поскольку перегородок нигде не было, повсюду витали кухонные запахи. Единственным изолированным помещением оказалась вовсе не ванная или туалет, а гардеробная. По всей видимости, уединенность при мочеиспускании ему была меньше важна, чем сохранность его костюмов от запаха капусты или жаркого. По причине открытого пространства я ограничила себя в приеме жидкости: писать на глазах постороннего мужчины было последним в списке желаний, которые я еще хотела осуществить перед расставанием с этим светом.

Во время экскурсии я беспрерывно мотала головой, как престарелая такса на заднем сиденье старого «опеля», строила из себя знатока и создавала видимость того, что пью свой коктейль.

Лауренцио нажал на какую-то кнопку, и из динамиков благородного дерева полилась незатейливая музычка супермаркетов.

— Ну, начнем! — Он слюняво облобызал мой локоток. Выше без табурета он и не смог бы. — Могу тебя заверить, что я прекрасно оснащен.

Мне желчь ударила в голову. Ну почему каждый жеребец считает со мной возможным нарушать границы дозволенного?

Но Аауренцио имел в виду не королевские драгоценности.

Он открыл железный сундучок, в котором оказались различные тюбики, флакончики и спреи.

— Д что это такое? — меня обуяло любопытство.

— Могу тебя успокоить. У меня есть средства на все случаи. Мы легко загримируем кровоподтеки, царапины и удалим посторонние запахи.

— Да?

Аауренцио мог дать мне сто очков фору в своей предусмотрительности.

Он гордо засунул руку в сундук и достал кое-что из своих сокровищ:

— Это мазь, снимающая зуд от комариных укусов. Наносишь ее на синяк и заклеиваешь сверху пластырем. И можешь спокойно заявлять, что тебя укусило какое-то насекомое. От мази кожа краснеет. Совершеннейший камуфляж.

Он положил тюбик на место и вынул другой:

— А это кортизон. Мазь для царапин. Могу тебе дать с собой полупустой тюбик, и сама убедишься: начнешь чесаться как сумасшедшая, как будто у тебя аллергия на что-то.

Он указал на батарею флаконов:

— И, само собой разумеется, у меня здесь масса самых ходовых духов и дезодорантов на потом. Если не найдется твоего запаха, просто обрызгаем тебя из всех подряд, и сможешь сказать, что была в парфюмерном магазине.

Я непонимающе выкатила на него глаза:

— А зачем мне все это надо?

— Ну, чтобы твой муж ничего не заметил. — У меня вдруг засосало под ложечкой. Аауренцио знал, что я живу с Урсом?

Я изобразила полную тупость. Особого артистического таланта здесь и не потребовалось:

— Мой муж?

— Ну да. А разве ты не «моложавая домохозяйка к пятидесяти, которая ищет ухоженного джентльмена, свободного в дневные часы, для легкого флирта»?

К пятидесяти? Гррр! Хррр! Кретин!

— Нет, я «нежная женщина-мечта, которая ищет сильного медведя с открытым сердцем для рискованного опыта».

Лауренцио хмыкнул:

— Гоп-ля! Чего же я понапрасну трачу время? Ну, ничего. С тобой мы предпримем кое-что другое. Ложись сюда!

Лауренцио потеснил меня на что-то, что я идентифицировала бы как операционный стол, но могло быть и кушеткой особого дизайна.

— Ну? — нетерпеливо спросил он и опрокинул меня в горизонтальное положение.

— А-а-а-а! — заорала я, хотя «уа-уа» подошло бы больше.

— По эскизу Мис ван дер Роя. Приобрел за полцены в «Хуз пёфикт»[81]. Имеет небольшой дефект. Вот, внизу, маленькая вмятина. Но кто будет заглядывать вниз, правда?

— Экономность нынче в цене, — согласилась я, чтобы хоть что-то сказать, и собралась как можно скорее скатиться с этого лежбища.

— Нет-нет, лежи как лежишь, — потребовал Лауренцио. — Минуточку! А теперь улыбочку!

Сверкнула вспышка. Лауренцио снял мена на полароид. Пока он сконцентрированно пялился на снимок, как будто от этого он быстрее проявится, я тяжело поднялась с этой стальной конструкции и подошла к нему.

Умелой рукой Лауренцио ухватил меня в самой нефотогеничной позе. Лицо искажено от напряжения, потому что в этот самый момент я занималась гимнастикой в стремлении спрыгнуть на пол. Полные груди под собственным весом расплылись по сторонам, что было прекрасно видно, из-за отсутствия верхней пуговицы на жакете. Кряжистые ноги загребают по воздуху. Да, делали с меня и лучшие снимки.

— Отдай фотку мне!

Я хотела вырвать у Лауренцио фотографию, но он оказался проворнее. Мигом в его руке оказался фломастер, которым он принялся разрисовывать снимок.

Когда-то у меня тоже эти художества были любимым занятием, в те времена я автономно выступала феминисткой, заскакивала в туалет ратуши и краской из баллончика расписывала стены лозунгами. Или на выбор, с наслаждением усовершенствовала личности политиков на агитационных плакатах, подрисовывая им усы, пиратскую повязку на глаз, веснушки на нос или дырку вместо зуба.

— Вот, пожалуйста! — удовлетворенно воскликнул Лауренцио и протянул мне фото.

Я видела одни кренделя и бублики.

— Абстрактное искусство, да? — догадалась я.

— Да нет же, — отмахнулся он. — Места разрезов.

Должно быть, глаза у меня полезли на лоб.

— Здесь мы немножко отсосем, и здесь, и, разумеется, здесь. Губы поднакачаем, они слишком малы для твоей общей конституции. Рукам, к сожалению, может помочь только ригидная гимнастика, а вот на ляжках, здесь, уберем. И, конечно, надо смоделировать груди. Ты не расстраивайся, не каждому в генетической лотерее выпадает шесть правильных номеров.

— Лауренцио… — начала я.

В его тоне, появилась угрожающая нотка:

— Да, именно. Я — пластический хирург. Потому-то я так и воодушевился, когда увидел тебя. Естественно, как женщина ты совсем не мой тип, само собой разумеется, мне нужна женщина экстракласса. Но и из тебя мы что-нибудь сделаем.

— Лауренцио! — рявкнула я чуть громче.

Он закивал:

— Знаю, знаю, это недешево. Но тебе я сделаю маленькую скидочку. Это будет сумма-суммарум, пи на