все это казалось лишь частью жизни, и она со всем справлялась спокойно и твердо, настолько, что Сандро во всем на нее полагался и не переживал. Может быть, потому что у сестры родились девочки, а малыш был мальчиком и это облегчало ей материнство, она не сравнивала их с малышом? Возможно. Тем не менее сестра, похоже, все интуитивно знала. Жесты, слова и колыбельные. Младший иногда жалел, что сестре с дочерьми не хватает свободы, он бы хотел, чтобы сестра иногда нарушала железную дисциплину, потому что она уж очень походила на какого-нибудь солдата. Но он вспоминал о найденном блокноте и молчал. Он восхищался сестрой. Казалось, что после всего пережитого она уже ничего не боялась. Он тоже больше ничего не боялся. Его место никто не занял. У сестры хватило душевной тонкости не отнять у него ничего из того, что она отдала бы своим детям. Они по-прежнему вместе гуляли в горах, беседовали. Младший не просил большего и не критиковал ее родительство. Единственный вопрос, который он задал ей однажды на прогулке, был о том, почему она держит своих детей за шею, а не за руки. Почему она прикасается именно к его шее, когда обнимает. Сестра молча сделала несколько шагов и ответила (они опять шли гуськом): «Потому что однажды я хотела взять малыша на руки, обхватила его под мышками, но голова у него запрокинулась, шея закачалась, я испугалась, выпустила его из рук, он ударился затылком о мягкую часть переноски, я до сих пор с ужасом вспоминаю эту шею, она качается в воздухе, а потом голова падает вперед, малыш сгибается, я не смогла удержать его шею, она была такая хрупкая, такая тонкая, как будто ее с телом на ниточках соединили, а если бы шея сломалась, представляешь? С тех пор я всех поддерживаю за затылок».

Благодаря появлению девочек дом наполнился радостью, криками, запахом апельсиновых вафель и португальскими словечками. Родители с нетерпением ждали каникул. Младший делал мечи для игры в рыцарские турниры, писал эссе о Ричарде Львиное Сердце, готовился к конкурсу гербов. Даже старший, который не любил шум, немного смягчился. Именно он проверял, работают ли тормоза у детских велосипедов, хорошо ли прикреплены качели, не скользко ли у берега реки. Особенно он выделял вторую дочь сестры, которая была такой же немногословной, как и он, всегда просила поиграть в логические игры, головоломки, загадки. Он терпеливо с ней разговаривал, подбирал слова, наклонялся завязать шнурок на ботиночке племянницы. Однажды младший застал их сидящими во дворе, около нас, камней. Они склонились над судоку. Старший тихо объяснял, чуть сдвинув брови и водя по странице карандашом. Маленькая девочка с такими же каштановыми волосами, как у дяди, прислонилась щекой к его плечу и пристально смотрела на заполненные цифрами квадратики. Они были так поглощены судоку, что младший задержал дыхание. В неподвижном летнем воздухе слышался только слабый шум реки. Именно тогда младший увидел на другом конце двора, в средневековом дверном проеме, свою сестру. Она тоже наблюдала за старшим братом и собственной дочерью, которые все еще их не замечали. Сестра смотрела на них, подумал младший, все с той же озабоченностью генерала армии, осматривающего поле грядущей битвы. Они встретились взглядами. И, не отводя от нее глаз и не двигаясь в ее сторону, младший победно поднял большой палец. Сестра снова победила жизнь.

На летние каникулы две большие пухлые подушки, на которые когда-то укладывали малыша, снова выносили во двор. Племянницы сворачивались на них калачиком или прыгали. Самая маленькая, третья девочка, даже дремала на этих подушках. Мы, камни, не раз видели, как туманится взгляд старших, и мы знали почему. Им грезился другой ребенок, который, казалось, спал, не будучи спящим, раздвинув ножки с вялыми ступнями, и его волосы мягко шевелил ветерок. Но на сей раз это был обычный ребенок, двух лет от роду, он тер глаза и просил есть.

Когда все уезжали обратно в Лиссабон, а старший отправлялся в город, младший возвращался к обычной жизни. Они с родителями размеренно ужинали. Ему нравились их крохотные каждодневные моменты счастья. Он предвкушал вечера, когда у него будет время изучать историю, он хотел заняться гербами. Он снова обращался к малышу, как будто тот на время летних каникул просто отсутствовал. Снова рассказывал ему о тайнах природы, о секретных складках гор, о кабанах у прудов и о насекомых под камнями. Он снова обретал свою территорию, и этой территорией был его малыш. Их было четверо: родители, он, малыш, и никто никогда их за это не осудит.

Однажды вечером во время пасхальных праздников налетела буря. В темном небе, усеянном молниями, гремел гром. Дождь хлынул так внезапно, что река забурлила. Вода стала шоколадного цвета и понеслась стремительным потоком. Течением срывало кору с деревьев на берегах, их ободрало до половины. Было слышно, как волны тянут за собой ветви и камни, вот они уже лижут террасу старого бабушкиного дома. Мы, камни, держались. Мы знали, что одного из нас точно вырвет из стены нашим врагом. Этот недруг сильнее, чем огонь или вода, которых мы не боимся. Только ветер может нас победить. Фары машины пожарной бригады пронзили туман и морось. В отдаленной деревушке на крышу упал электрический столб, один автомобиль смыло и заблокировало пожарным подъезд. Дождь был настолько сильным, что с горы на дорогу извергались целые водопады. Попавшая под резкие струи воды пожарная машина чуть не врезалась в мост.

Однако эти приступы ярости были знакомы всем. После обеда отец припарковал машину гораздо выше, чем обычно, поднял с земли инструменты, забаррикадировал сарай, занес туда садовую мебель, открыл все оконные проемы в подвале: вода не должна задерживаться, она должна циркулировать. Отец, мать, старший и младший встали у выходящих на реку окон, чтобы оценить ее подъем и действовать в случае опасности. Они не сводили с нее глаз. Младший находился в комнате малыша. Он смотрел, как кроны деревьев рвет ветер. Ели махали лапами, как птицы. Младший отдался ветру, надеясь, что животные смогли найти себе убежище. Мысленно он перечислял расположение гнезд, запруд в реке, где размножались жабы, норы лис и кабанов, трещины в стене, где жили ящерицы. Вероятно, им особо некуда было бежать. Вода смыла все, лишив его друзей крова. Даже многоножек, которые свернулись в шарики, и тех могла унести вода. Он очень удивился, услышав стук в дверь. Это был пастух. В мокрой широкополой кожаной шляпе и длинном плаще. Он