Она его полностью проигнорировала.

— Дик тут познакомился с одной блондинкой из этого дома на Халкетт-стрит. Ее зовут Лили, и она ему так понравилась, что он даже пригласил ее позавтракать вместе с ним.

Дик застонал, и на губах Джуди появилась коварная усмешка.

— Ее имя Сандерсон, Лили Сандерсон, и она, конечно, ужасна. Но любит поговорить. Ей явно что-то известно, о чем она не сказала полиции. Думаю, она не скажет этого даже Дику, но вполне может рассказать об этом нам.

— Кому это «нам»?

— Нам с тобой, Элизабет Джейн. Ты придашь нашей вылазке степенность и респектабельность, а я, если понадобится, смогу хитростью выведать у нее что угодно. Дик говорит, что она боится полиции, но, думаю, при виде тебя раскроется, как цветок.

Сначала я наотрез отказалась, но у нее есть свои методы убеждения, у этой Джуди, и в конце концов, хотя и очень неохотно, я уступила.

Встреча была назначена на следующий вечер, то есть в пятницу. Очевидно, мисс Сандерсон не хотела, чтобы об этом кто-то узнал, раз решила встретиться с нами в пятницу, когда у служанки пансиона вечером был выходной. И она сама впустила нас в дом, когда, оставив за углом автомобиль, мы явились туда на следующий вечер.

Она открыла нам дверь, прижимая палец к губам.

— Ну, надо же! Как чудесно! — воскликнула она. — А я так боялась, что мне придется провести вечер одной! Какой счастливый случай!

Она говорила громко, отчетливо, продолжая в то же время еле заметными жестами показывать, чтобы мы входили. На лице Джуди отразилась гамма чувств. Мисс Сандерсон была крупной светловолосой женщиной, и она явно подготовилась к приему гостей. Было видно, что она принарядилась, а ее комната, куда она нас сразу же провела, сверкала чистотой. «У меня было такое впечатление, — заметила позже Джуди, — что она только что закончила убираться».

Закрыв за собой дверь, хозяйка перешла на шепот:

— Никогда не знаешь, кто тут может бродить. Мне кажется, в этом доме даже у стен есть уши. А с того дня, как убили мисс Гюнтер… — Она обратила ко мне полный ужаса взгляд своих небесно-голубых, как у ребенка, глаз. — Я почти не сплю с тех пор. Если где-то здесь ходит маньяк-убийца, то неизвестно, кто станет его следующей жертвой.

— На вашем месте, — произнесла Джуди, — я бы не беспокоилась. Это был не маньяк. Тот, кто ее убил прекрасно сознавал, что делает.

Похоже, слова Джуди немного ее успокоили. Несмотря на всю свою вульгарность, Лили Сандерсон была в сущности доброй, простодушной женщиной, и я рада, что могу здесь сказать об этом, воздав ей тем самым, хотя бы и в малой степени, должное за тот скромный вклад, который внесла она в раскрытие нашей тайны.

Думаю, ей с первого взгляда понравилась Джуди, в которой, несмотря на все ее разговоры о собственной хитрости, была сразу же видна прямая и открытая натура. Мне кажется, что и Джуди прониклась состраданием к этой бедной, несчастной женщине, переживавшей, вероятно, сейчас самый яркий момент в своей одинокой, серой жизни. Она оглядела это убогое жилище с его жалкой претензией на роскошь, и я заметила, что взгляд ее задержался на чайном столике, за которым, вероятно, никто никогда не пил чая, на покрытой шелковой шалью кровати, туалетном приборе, имитированном под черепаховый, ярко раскрашенной корзинке для шитья и ширме, скрывающей умывальник в углу, где мисс Сандерсон, несомненно, свалила в кучу всякий хлам.

— У вас здесь очень уютно, почти по-домашнему.

Лицо мисс Сандерсон озарилось по-детски непосредственной улыбкой.

— Это — единственный дом, который у меня есть, — проговорила она. — И миссис Бассетт любит, чтобы все было красиво. Она сама очень аккуратная женщина.

Прежде чем начать свой рассказ, она открыла дверь, выглянула в коридор и снова плотно ее закрыла.

— Я решила рассказать вам все, что знаю, потому что вы были друзьями бедной Флоренс. Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение… Но мне ведь не придется идти в полицию, ведь так?

— Конечно, нет, — ответила решительно Джуди.

— Вы, наверное, знаете: я сказала им, как слышала той ночью в ее комнате шум, будто кто-то двигал там мебель? Так все и было. Но мне не хотелось говорить им, что я действительно тогда подумала. — Она понизила голос до шепота: — А подумала я, что у нее был мужчина. Поэтому-то и поднялась к ней на следующее утро, чтобы поговорить об этом.

— Мужчина? — спросила я. — Вы его слышали?

— Мужчина и женщина. Я слышала их обоих.

Итак, вот что она нам рассказала.

Она всегда спала очень чутко, так что раздавшийся где-то после полуночи шум в комнате наверху сразу же разбудил ее. Она очень удивилась, потому что Флоренс всегда вела себя очень тихо. Тем более что шум не прекращался.

— Казалось, там кто-то передвигает мебель, — заметила она. — Очень осторожно, конечно, но в таком доме и особенно ночью вы и столик не передвинете бесшумно. Даже тогда я могла бы постараться снова заснуть, но там было двое людей. Один ходил тяжелее, чем другой.

Она не встревожилась. Скорее, все это пробудило любопытство. Она встала, вышла из комнаты и, бесшумно поднявшись по лестнице, приложила ухо к двери. За дверью тихо говорил мужчина.

Она была просто шокирована. Спустившись снова к себе, несколько минут стояла в нерешительности, не зная, что делать. Она была вне себя от изумления и возмущения, рисуя в своем воображении всякого рода картины. По ее словам, у нее просто голова шла кругом. А шум не прекращался, и она услышала, что плачет женщина. Она решила, что с Флоренс был какой-то мужчина и они ссорились.

Наконец, она взяла свои щипцы для завивки волос и постучала ими по люстре. Звуки сразу же прекратились. Она приоткрыла дверь, притаившись за ней в темноте, но оттуда никто не спустился. Вероятно, ушли по черной лестнице.

Но она никак не могла заснуть. Ею владел праведный гнев, и полчаса спустя, накинув халат, она храбро направилась в комнату Флоренс.

— Я собиралась как следует с ней поговорить. Мне делается просто нехорошо, когда сейчас об этом думаю, но это почтенный дом и… ну, вы знаете, что я хочу сказать. Если она с кем-то встречалась…

Дверь была закрыта, но не заперта. Приоткрыв ее, она позвала Флоренс. Никто не откликнулся. Тогда она вошла и включила свет. В комнате царил настоящий хаос. У нее, похоже, не