Хани не заметил, как офицер поднял тревогу, не увидел и командного глифа. Но, как только услышал окрик, понесся со всех ног. За ним тяжело загрохотали костяные сапоги солдат. Легионеры в каменной броне — не такие уж резвые бегуны, и Хани не терял надежды оторваться от них. Ни разу еще за все время пребывания в Аду он не бегал и поначалу спотыкался, но скоро вошел во вкус, ощутил даже азарт. Только бы не попался какой-нибудь летун! Пока он не видел впереди никаких командных глифов — возможно, центурион решил, что одну душу поймает и сам. Хани сильно надеялся, что в этот раз центурион совершил ошибку.

* * *

Аудиенц-зал Саргатана вобрал в себя десятитысячное войско. Воздух наполнился поднимающимся от армии сизым дымом. Из моря голов вздымались древки со штандартами старших демонов — они стояли вместе со своими штабами, горели головные огни, над штандартами сияли глифы эмблем. По сторонам рассыпали дробь барабаны последних подходящих подразделений.

Элигор стоял на возвышении рядом с Саргатаном, глядя на выстроенные клиньями, разделенные лучеобразными проходами войска, и поглядывал на государя. Над головой Саргатана, верхнюю часть которой в этот день украшали шесть немигающих, лишенных век глаз, ярко полыхал факел. При нем был новый меч, и Элигор узнал, что меч этот изготовлен из десятка отборных душ, сложенных и перевитых бесконечное число раз, прокованных, закаленных, отточенных. На этот меч, заливая его черный клинок кровавым светом, на всю группу стоявших рядом с Саргатаном и чуть ниже него приближенных и вассалов сквозь отверстие в центре купола глядел Алголь.

Наконец Саргатан поднял меч, и барабаны смолкли.

— Братья демоны! Товарищи по изгнанию! — начал лорд свое обращение к войску. — Все вы знаете, чего мы лишились. Мы долго принимали наше Низвержение, ужасный результат заблуждения Люцифера, как должное. Мы приняли законы, по которым нам надлежало управлять Адом. Мы приспособились к ужасным условиям существования, мы привыкли к ним. И даже добились в этих условиях определенного процветания. Но за это нам пришлось заплатить. Заплатить ценой нашей совести. Не стану утверждать, что нас бросили сюда ни за что. Но считаю, что мы уже достаточно претерпели. Мы заплатили за наши прегрешения и ошибки. И я заявляю: довольно!

Архидемон чуть помолчал, а Элигор заметил, как заволновались слушатели вокруг.

Саргатан продолжил:

— Того, что мы хотим теперь совершить, не происходило за всю историю Ада. Мы хотим вернуться, пройти путь искупления и пробуждения. Путь к Небесам, домой!

По рядам собравшихся прошел гул.

— Братья демоны! — воскликнул Саргатан. — В бой нас поведет память. Мы, падшие, устремимся, чтобы вновь обрести благодать, которой когда-то лишились. Наш враг доволен мерзостями Ада, он силен, он превосходит нас многократно. Но если мы сразимся с ним как воины-ангелы, которыми мы были когда-то, как ангелы, исполненные внутренним огнем и чистотой помыслов, — мы победим. Вчера мы были армией Ада. Сегодня мы — армия Возрождения. А завтра нас ждут Небеса!

С последним словом Саргатана парившая над его головой эмблема вспыхнула множеством искр, те метнулись к полковым штандартам, и каждый преобразился в боевой символ лорда. Под купол рванулся оглушительный рев одобрения. Ощущения Элигора напоминали покалывание тысяч иголок. Это благословение знамен означало окончательное вступление в войну.

Саргатан спустился с возвышения. Перед смотром войск он обратился к своим самым приближенным военачальникам.

— Генералы, — сказал он негромко, только для этих пятерых, — то, что я начинаю, — самое настоящее восстание. Если возникнет необходимость, я не остановлюсь и перед штурмом дворца Вельзевула. И это восстание будет полным отказом от Ада. Сейчас на нашем пути стоит со своей армией Астарот. Он — марионетка Вельзевула и потому должен пасть первым. У нас — лучшие легионы Ада, лучше всех оснащенные и обученные. Используйте их оперативно, и мы закончим дело, едва его начав. Используйте их мудро, и мы достигнем чего-то небывалого. Эта война станет венцом нашего дела. Будьте храбрыми, будьте беспощадными на поле битвы, будьте смелы в решениях. Я с моей гвардией всегда с вами. Мы победим, потому что нас ведет высокая идея, идея Света, который мы когда-то почитали. Небо ждет нас!

Все как один, генералы опустились на колени, и их примеру последовала вся армия. Саргатан положил руки на плечи двоих ближайших генералов, и от его эмблемы снова метнулись искры — волнами по всему войску.

Вместе со своей свитой Саргатан направился к ударному отряду Фарайи.

Завидев лорда, тяжеловооруженные гиганты повернули головы к барону, и Фарайи едва заметно кивнул головой. Выглядело так, будто они спросили, приветствовать ли верховного вождя, и их командир им позволил. Эта странность не укрылась от Элигора. Спрашивать, надо ли приветствовать лорда? Спрашивать — у пришельца с Пустошей?! А впрочем, чего ожидать от солдат, они всего лишь боевые машины…

Внезапно от аркады в зал влетел глиф, и острые глаза Элигора тут же заметили бегущую фигурку. Ее сразу перехватили слетевшиеся стражи, и в следующий миг она вздернулась в воздух на невидимых издали цепях. Стражи приблизились, и стало видно, как нарушитель — кажется, душа — изо всех сил дергает путы, пытаясь вырваться. Саргатан тоже заметил этот инцидент — явный промах призванных обеспечивать безопасность подчиненных Элигора.

* * *

Вздернутый в воздух Хани почувствовал одновременно резкую боль, ужас и разочарование. О боли он тут же забыл: она просто ставила точку на его предприятии. Невероятное путешествие, немыслимое приключение его подошло к концу. И во всяком случае, продвинулся он дальше, чем мог рассчитывать.

Шесть крылатых демонов умело лавировали в воздухе, поддерживая цепи в натянутом состоянии. Крюки прочно впились в тело, и Хани прекратил попытки освободиться. Какой смысл? Даже если он вырвется, то свалится на пики стоящих внизу легионеров. Он видел их в тумане агонии — лишенных разума, но опасных и почти одинаковых, различавшихся лишь то выскобленным черепом, то панцирем с рогами на груди.

Летучие стражи донесли его до самого центра зала, и Хани разглядел трон. Неподалеку от тронной пирамиды стоял Саргатан. Фигура архидемона росла по мере приближения к нему летучих стражей. Сквозь застилавшую глаза пелену Хани различил на голове архидемона три короны: одну — из немигающих глаз, другую — головного факела и третью — гербовой эмблемы. Архидемон взглянул на болтавшуюся в цепях душу. «Трижды венчанный», — подумал Хани и впал в беспамятство.

Очнулся он, наверное, уже через мгновение, потому что демон все так же сверлил его взглядом нескольких верхних глаз и двумя невидимыми — из глубоких глазниц-колодцев. И мгновение беспамятства промелькнуло как ночь, уступив место дню страдания.

— Почему ты здесь, насекомое? — пророкотало в ушах Хани.

— Я… грешил…

— Почему ты сейчас передо мной?

— Я… должен… — Голос Хани словно сгорел. — Мне нужно вам передать… нечто важное.