Головин и в Израиле оказался на высоте, все встречи и презентации были организованы на высшем уровне. Здесь с языком было легче. Почти все инженеры говорили по-русски. Да и понятно… Начиная с 1990 года в Израиль приехало больше ста тысяч российских специалистов с высшим образованием. Их присутствие чувствовалось повсюду. Прожив здесь больше десяти лет, я, конечно, знал из прессы об успехах моих бывших соотечественников. Как говорится, сердце радовалось увиденному. Руководитель одной компании, куда мы приехали на презентацию, сказал мне:

– Израиль – сверхдержава в области высоких технологий. А что такое высокие технологии? Это израильские менеджеры и русские в прошлом инженеры.

Что бы там ни было, разработки израильских компаний впечатляли. И это неудивительно, ведь здесь государство расходует на науку в три раза больше, чем в США. Особенно интересной была программа абсорбции специалистов, обладателей третьей академической степени (Ph. D), а по-нашему – кандидатов и докторов наук. Они имели право на получение зарплаты в размере полутора тысяч долларов в месяц на протяжении двух лет только для того, чтобы проявить себя. Кроме того, государство выделяло им до двадцати пяти тысяч долларов на оплату услуг специалистов, которые оформляют их научные работы или патенты в принятой на Западе форме. И все это для интеграции специалистов и их разработок в научное и промышленное сообщество страны!

Мы подписали протокол о намерениях на приобретение четырех патентов и вылетели в Москву, пообещав дать окончательный ответ через месяц. Нужно было порадовать начальника, ведь мы с Головиным нашли то, что он просил, причем, по нашим понятиям, незадорого. Сумма сделки составила около тридцати миллионов долларов. Исходя из того, что я знал о своем новом хозяине, такая сумма не должна была стать для него проблемой.

Когда мы вернулись в Москву, босс принял нас уже назавтра. Видимо, и ему эти приобретения требовались как можно скорее.

Мы вошли в знакомый кабинет ровно в одиннадцать, и профессор Головин начал докладывать о результатах наших поездок. Мне же была уготована роль слушателя. Доклад занял около трех часов. Профессор подробно рассказал о посещении каждой из компаний, о ее руководителях и о патентах. Начальник внимательно слушал, изредка задавая вопросы для уточнения какой-либо детали. Три часа пролетели незаметно.

Головин относился к тому типу людей, которые не только хорошо знали тему, но и умели объяснять самые сложные технические вопросы просто и доступно. Слушая его, я вспомнил знаменитое высказывание Эйнштейна: «Если вы не можете объяснить пятилетнему ребенку свою мысль, значит, вы сами ее не очень понимаете». Головин объяснять умел.

Когда профессор закончил, босс немного помолчал, обдумывая что-то, а затем, повернувшись ко мне, заговорил:

– Ну что, майор, повысил свой образовательный уровень?

Я ответил коротко:

– Еще как с таким-то учителем! – Я с уважением посмотрел на профессора.

– Отлично. Теперь твоя очередь включаться в дело. Мы готовы согласиться на израильский вариант. Во Франции существует закон, не позволяющий платить не только откаты или взятки, но даже комиссионные. Так что с французами мы вряд ли договоримся. С израильтянами – легче. Там много наших бывших соотечественников, и они знают в этом толк.

Он прервался, налил себе виски и отпил глоток. Нам не предложил. Затем, пристально глядя мне прямо в глаза, продолжил:

– Твоя задача – купить у израильтян все четыре патента. Но не за тридцать миллионов, а за семьдесят. Разницу они должны будут перевести на счет в Швейцарии, который я тебе дам. Все понял?

Чего уж непонятного: на этой сделке прыткий олигарх собирался заработать около сорока миллионов. Он продаст патент государству, показав договор, где проставлена сумма в семьдесят миллионов. Вот размах у человека!

Я кивнул в знак согласия.

На следующий день я получил доверенность на право закупки патентов и научной документации на сумму, не превышающую семидесяти миллионов долларов, и уже через неделю снова прилетел в Израиль.

Как же хорошо на Земле обетованной! Осень, тепло, сухо, все зелено и свежо! Жаль, что я опять здесь ненадолго.

Первым делом я, конечно, встретился с Рафи и передал ему все данные о компаниях, с которыми собирался проводить переговоры. Он обещал дать ответ через неделю.

Дни проходили за днями, и все они оказались весьма напряженными. С утра я встречался с руководством компаний, затем работал с юристами, уточняя детали договоров. Пока все шло по плану.

Через неделю Рафи вызвал меня на встречу и сообщил, что три патента из четырех могут быть использованы как в гражданских, так и в военных целях, и поэтому сделки решено торпедировать. Ни американцы, ни израильтяне из соображений безопасности не хотят, чтобы данная технология попала в руки россиян. На этом и расстались. Работу с руководством компаний он взял на себя, а я продолжал свои встречи и переговоры как ни в чем не бывало.

Мы с Рафи решили, что отказ в продаже нам патентов будет объяснен невозможностью заплатить больше половины суммы в качестве отката. А если это не поможет, то министерство обороны наложит вето на сделку. Россияне не должны догадаться, что данные технологии имеют двойное применение.

Я начал переговоры о побочных платежах и конечно же получил от всех четырех фирм отрицательный ответ. Все-таки цивилизованные страны не приветствуют практику отката, тем более в таких объемах.

Почти месяц я потратил на бесполезные встречи и безрезультатные переговоры, хотя видимость бурной деятельности сохранял неукоснительно. В последние две недели ко мне присоединился Головин. Я вызвал профессора под предлогом необходимости экспертного участия, а в действительности хотел, чтобы он лично услышал, как нам отказывают. Что и произошло. Месяц прошел быстро.

Оставаться в Израиле было незачем, и мы вернулись в Москву.

На этот раз беседа в кабинете босса оказалась тяжелой. Он в принципе не признавал никаких отрицательных ответов и выразил это самыми простыми русскими словами. Впрочем, он дал мне последнюю возможность «исправиться»: если израильтяне не могут перевести сорок миллионов, пусть переведут двадцать, но не меньше.

С этими указаниями я опять вылетел в Израиль, потратил три недели и опять получил те же ответы.

Снова вернулся в Москву.

Опять нагоняй в кабинете олигарха.

Через неделю после последнего отчета мне сообщили, что я здесь больше не работаю и мне лучше всего покинуть Москву для моей же пользы.

Я сразу позвонил Головину и по его подавленному голосу сразу понял, что и его хорошая жизнь в богатой фирме кончилась. Его тоже уволили. Он сказал, что наш хозяин, не имея возможности заработать на покупке патентов, потерял всякий интерес к теме нанотехнологий и закрыл отдел, занимавшийся этим направлением.

Оказалось, что наш шеф на протяжении последнего времени заверял руководство «Нантеха» в том, что вот-вот предоставит необходимые патенты и разработки. И в «Нантехе», госкорпорации, созданной для развития именно нанонаправления, ждали результатов почти два года. Буквально за месяц до моего появления там уже приняли решение об участии в программе создания рентгеновского лазера на свободных электронах. Аппарат этот предназначен для анализа органических молекул и наноматериалов, а разрабатывают его в Гамбурге. Российский «Нантех» взял на себя четвертую часть финансирования – несколько сотен миллионов долларов – и поэтому средств на развитие отрасли в соответствии с патентами, предоставленными (точнее, не предоставленными) «моим» олигархом, у них уже не было. Ему остался единственный способ заработать: приобрести патенты по завышенной цене. Теперь же следовало только выйти из игры, что и было сделано. И на этом моя карьера бизнесмена закончилась.