В нос бьет запах тухлятины и кислятины. Меня чуть не вывернуло наизнанку. Зря приехал.

Тут никого нет.

Стон с левой стороны. Я замер. Потом в два шага пересек расстояние, что меня разделяло с этой комнатой, и то, что я увидел, заставило отшатнуться от двери.

Я проснулась ночью. Не пойму, что происходит? Глаза не могу продрать, ресницы, будто слеплены. Почему-то все тело затекло. Пытаюсь пошевелить рукой, ногой, ничего не получается. Потом до меня доходит, что со мной произошло, и волна страха подкатывается к горлу, меня тошнит.

Я усилием воли пытаюсь заставить пальцы пошевелиться. Они затекли, это понятно потому, что всю руку начинает покалывать из-за смены положения тела. Кости будто ватные, руки не слушаются меня, падают. Боюсь. Страшно даже представить, где я, меня просто парализует. Нос заложен. И внутри чувствую только запах какого-то лекарства. К левой руке наконец-то приходит чувствительность. Хоть и кожу прокалывают будто сотни тысяч иголок, но это лучше, чем не чувствовать ее вообще. Продираю глаза пальцами.

Оглядываюсь. Так, теперь понятно, почему правая рука так и остается без чувств, она привязана к батарее. К батарее, что такое? Слезы душат. Это кухня в квартире Эдика. Отчаяние хлещет внутри и пытается вырваться наружу. Что он задумал, зачем привязал меня? Трогаю привязанную руку. Наручники? Слезы бегут по щекам.

Слышу, как в комнате кто-то храпит. И меня это пугает очень сильно. Сжимаюсь в комочек. Зачем он это сделал? Если ему нужны деньги, мог бы и так забрать, все равно не смогла бы ему сопротивляться. А сейчас мои чувства настолько обостренны, что всякие мысли лезут в голову. Не хочу их пускать.

На кухне сумрачно, но глаза уже привыкли к темноте, и я немного вижу, что творится вокруг. Пытаюсь привстать, но ноги сильно ломит. Тогда вытягиваю их вперед и начинаю массировать рукой. Пол весь липкий, но мне не до этого. Пытаюсь вспомнить, что и где лежит на кухни такого, что поможет снять наручники.

Шальная идея приходит в голову. Бросаю растирать ноги и начинаю щупать, насколько плотно застегнуты браслеты. К моей огромной радости – несильно. Видимо, в темноте не дотянули. Слюнявлю кисть, пытаюсь стащить наручник, но это не помогает. Вспоминаю фильмы, в которых люди ломали большие пальцы, чтобы выбраться, но у меня на это не хватит мужества.

«Глупая», – тут же корю себя.

Масло, надо достать немного масла. Благо кухня в квартире небольшая. И так как я запасливая хозяйка, нахожу в нижнем ящике бутылку с подсолнечным маслом. Лью на руку. И вуа-ля, рука легко выскальзывает из наручника. Теперь слезы радости не могу сдержать, потихоньку всхлипываю. Стараясь не дышать, встаю на ноги, они почему-то плохо слушаются. Я перекатываюсь с пятки на носок, что бы привести их в движение. Делаю первый шаг к выходу.

В коридоре включается свет, и передо мной встает Эдик. Я его не узнала. И первое, что из меня вылетело:

– Блядь.

Удар в челюсть выбил из меня и дух, и сознание. Я провалилась в темноту.

Открываю глаза от того, что мне на лицо льется что-то холодное. Свет тут же обжег зрачки.

– Ну что, милая, допрыгалась? – говорит Эдик.

Я дергаюсь, но что-то тяжелое придавливает меня. На лице мерзко, и на шее, и на груди, потому что холодная ткань облепила меня, а мокрые ресницы не дают открыть глаза.

– Отпусти, – хриплю я. Боли не чувствую, и это радует.

– Не могу, дорогая, – шепчет он мне в лицо, обдавая меня затхлым запахом.

Отворачиваю голову, и резкая боль пронзает висок. Вот оно – последствие удара. Я издаю стон.

– Ну, ну, хорошая моя, – он гладит меня по лицу.

Я замираю. Голова успокаивается. Видимо, хорошая шишка на скуле, раз такая боль.

Часто-часто моргаю, чтобы открыть глаза. В это раз им не так больно, поэтому фокусируюсь на потолке, чтобы немного прийти в себя. Я на кухне. Спиной чувствую, как радиатор батареи впивается мне в спину.

– Ну вот, видишь? Живая. А то вчера взбрыкнула ногами кверху так, что думал, помрешь, – смеется. – А ты, падла, живучая, – зло шепчет мне на ухо.

Он чокнутый, точно. Если он маньяк? Что же мне делать? В голове проносится куча мыслей, и одна из них о том, что меня обязательно спасут, я же не пришла сегодня на работу. Как этот идиот не понимает, что меня хватятся?

– Я так хотел, чтобы ты осталась со мной, – тем временем опять голос Эдика меняется, и он говорит, как обиженный ребенок. – Просил тебя. А ты не послушалась. И поэтому я решил наказать тебя.

Я сжалась в предчувствии удара, но ничего не последовало.

Смотрю на него, но почему-то не могу узнать. Симпатичное лицо перекосилось, глаза впали, и нездоровый их блеск заставляет меня трепетать внутри. Хотя снаружи стараюсь сдерживаться, но это так сложно.

– Так вот, – продолжает он. – Я решил тебя продать.

– Что? – хриплым голосом спрашиваю я.

– А что тебе не нравится? – таким будничным голосом спрашивает он, как будто речь идет о продаже какой-то ненужной завалявшейся вещи. – Со мной не захотела оставаться, а какому-то еб@рьку левому я тебя не отдам.

Я на него смотрела ошарашенным взглядом и не могла сказать ни слова.

– Сегодня вечером придет Батый, он посмотрит на тебя. Может, – он задумался, а весь ужас происходящего начал выходить из меня слезами, – отдаст тебя куда на трассу. Он знаешь, какой хороший мужик? Во, – показывает мне большой палец кверху. – И сутенер отличный, – ржет так злобно и во весь рот, что вижу его почерневшие зубы.

Не могу сдержаться. Меня вырвало прямо на пол, к его ногам.

– Ах ты, сука поганая, блевать еще вздумала! Мразь, – наотмашь бьет меня по голове.

Чувствую, как темнота опять поглощает меня. Но холодная вода не дает упасть в пропасть.

– Хорош тут расслабляться. Ты что, как барышня кисейная, в обмороки падать повадилась? Вставай, – хватает меня за волосы и тащит в ванную. – Бери тряпку и мой за собой, – толкает меня в проем.

Не успеваю сориентироваться и больно бьюсь плечом об косяк. Начинаю подвывать.

– Заткнись, говорю, заткнись! – подлетает ко мне сзади, хватает за шею и подтаскивает к крану, включает холодную воду и сует голову по струю.

Пытаюсь вырваться, брыкаюсь ногами, руками, но мне с ним не справиться. От холодной воды череп начинает ломить. Я затихаю, мне кажется, что я сейчас умру от боли.

– Угомонилась? – выключает воду Эдик. – Вот и славненько, – голос спокойный, будто он занимается будничными делами.

– А теперь слушай сюда.

Я, не поднимая взгляда, киваю.

– Смотри в глаза!

Не могу, не могу смотреть этому зверю в глаза.