Но не человек, которого все знали под именем Алена Смита. Человек, спасший бесчисленные жизни и несший утешение тем, кого едва знал.

И это мужчина, которого она любит.

Надя стянула с себя джинсы, потом не спеша откинула покрывало — он спал обнаженным, и его тело казалось таким уязвимым. Она забралась в постель и прижалась к нему. Когда он проснется, они поговорят.

Потом Надя задремала. Неожиданно проснувшись, она почувствовала — что-то изменилось.

Ален зашевелился и что-то забормотал, видимо, одолеваемый кошмаром.

— Сожалею, о боже, как я сожалею… Пожалуйста, не дайте ей умереть, пожалуйста, пожалуйста… — Просящий голос истончился до придушенного вскрика. Это был голос сильного человека, поставленного на колени.

Его глаза открылись, он медленно окинул взглядом комнату. Он хотел сесть в постели, но она уложила его.

— Все в порядке, — шептала Надя раз и другой, пока его тело постепенно не расслабилось. Обвив руками его шею, она прижалась к нему, согревая своим теплом, пока прерывистое мучительное дыхание не стало ровным.

Сначала он подумал, что видит сон. Потом вспомнил, что лег в постель в полном изнеможении и сейчас проснулся совершенно не в себе.

Он знал, что находится в своем доме — вокруг были знакомые очертания. Но впервые с тех пор, как он втащил кровать наверх, он не был один.

Ален лежал в необычной для себя позе — на спине, а Надя оперлась на него как на подушку. Ее волосы рассыпались по его груди.

Боясь пошевельнуться и спугнуть сказку, он старался лежать тихо. Однако сердце его бешено колотилось от мыслей о возможных причинах ее прихода посреди ночи. Желание заняться любовью могло быть одной из них. Иначе зачем она так уютно устроилась рядом, одетая только в трусики и рубашку, и обвила руками его шею?

Ален провел губами по ее волосам и в ответ услышал протестующее бормотание. Усмехнувшись, он прошептал ее имя.

Медленно пошевелившись, словно не хотела менять удобного положения, в котором заснула, Надя потерлась щекой о его грудь.

— Надя! Милая! — пробормотал он все еще хриплым со сна голосом. — Это не самое лучшее, что ты можешь придумать. Пока я не пойму, почему ты здесь.

Она потянулась, медленно проведя своей коленкой по его бедру. Ален застонал. Внезапно проснувшись, она резко села и всмотрелась в его лицо.

— Уже утро?

— Солнце встало или близко к тому.

Она поправила волосы, падавшие на глаза, и огляделась, словно опасаясь, что кто-то может наблюдать за ними.

— Нас никто не видит, если тебя это беспокоит.

— Не беспокоит, — произнесла она спокойным голосом.

Однако что-то явно было не так с его любимой, что-то заставило ее прибежать к нему за утешением.

Он провел пальцами по ее плечу и руке и почувствовал напряжение.

— Поговори со мной, милая. Позволь мне помочь тебе, если смогу.

— Не здесь, внизу.

Она соскользнула с постели и быстро натянула на себя джинсы, старательно отводя от него взгляд.

— Я приготовлю кофе.

Так и не взглянув на него, она поспешила вниз. Ален с досадой сунул ноги в джинсы, натянул их и застегнул молнию. Затем он пригладил волосы, взял рубашку со стула и первым делом подошел к автоответчику, нажал на кнопку.

Два обычных звонка, третий от самой Нади, просившей его позвонить в редакцию, как только сможет.

Не на шутку встревоженный, он напялил на себя рубашку, застегнул кое-как и поспешил вниз. Как только она повернулась к нему, он понял, в чем дело.

— Как ты узнала? — тихо спросил он.

Лицо Нади стало удивленным и печальным одновременно.

— Мне позвонила знакомая из Лос-Анджелеса — продюсер. Она хочет снять документальный фильм о провинциальной медицине и, узнав, что ты против, просила меня помочь.

Ален ответил резковато, но понятно.

— Это приятельница Ника еще со времени интернатуры в Лос-Анджелесе. Они поддерживают контакты.

Надя кивнула.

— Я не могла понять, почему ты так противишься известности, особенно когда это может принести выгоду городу.

— Я боялся, что кто-то узнает меня.

— Ну конечно.

Боль в голосе Нади мешала ему сосредоточиться. Выигрывая время, Ален подошел к ящику у двери, собрал остававшиеся там дрова и подбросил их в огонь. Когда дрова разгорелись, он набрался храбрости и снова взглянул на нее.

— Тебе нетрудно было сложить кусочки головоломки.

Надя принесла кофейник и две кружки, поставила их на стол и села. Ее рука так дрожала, что она пролила кофе…

— Позволь мне… — Большая ладонь Алена накрыла ее руку и помогла ей налить кофе. Он взял свою кружку и прислонился плечом к стене. — Как много ты знаешь?

— Достаточно. Я бы сказала, даже слишком много. — Надя попыталась рассмеяться, но ей это не удалось. — Начав складывать головоломку, я позвонила в «Глоуб» и другие газеты.

— Весьма профессионально. Твой отец мог бы тобой гордиться.

Она рассказала о поиске в архиве газеты, о старых фотографиях и о потоке памяти, вызванном ими.

— К несчастью, у тебя незабываемые глаза, — добавила она. — Красивые, печальные и такие удивительно мягкие…

— Проклятие бабушки-ирландки, — отозвался он и сделал несколько глотков еще горячего кофе.

— Это все, что ты можешь сказать?

Человек, который сливался с ней в любовном экстазе, исчез. Его заменил ледяной, сухой незнакомец.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я не Георг Лейтон-четвертый? Что не я наглотался таблеток, когда оперировал двадцатидвухлетнюю будущую мать и убил ее и ее нерожденного ребенка? Что не мой скальпель перерезал артерию, которую я не увидел?

Лицо Алена исказилось.

— Все это правда, к сожалению. И если бы я явился на суд присяжных, они осудили бы меня. Иногда я жалею, что этого не случилось. Когда ты собираешься написать об этом? — спросил он, отвернувшись к окну. — А может, именно поэтому ты и звонила? Чтобы я прочитал сегодняшние заголовки?

У Нади перехватило дыхание.

Ален стоял не шевелясь, с окаменевшим лицом и потемневшими глазами.

— Ты приехала сюда в надежде, что я скажу, что это все ошибка? Плохой сон? — Его лицо исказила гримаса. — Я виновен в убийстве, хотя и неумышленном. И в использовании имени друга, погибшего в автокатастрофе, так как хотел избежать тюрьмы.

Надя встала из-за стола и молча направилась к ящику у двери. Ее руки не тряслись, когда она обувала сапоги и натягивала шубу. Обернувшись, она заметила, что он безучастно наблюдает за ней.