Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как же Михеев? – удивился Брянцев. – Он же еще сидит в милиции.
– Придется пока подержать парня… Судя по анонимкам на него, кому-то очень уж нужно свалить именно на Михеева ответственность за что-то такое, что должно было случиться с Шавровым. Понимаешь? Произошел, в сущности, несчастный случай, но автору анонимок и он на руку. Так вот, надо будет посмотреть, кому и зачем все это потребовалось.
– Понятно… – протянул Брянцев.
– Хочу предупредить тебя, Василий Фомич: о нашем разговоре – ни звука. Даже Зинаиде Савельевне – ни слова; доверяю ей, но ведь человек иногда взглядом, жестом невольно может выдать важное, а враги где-то рядом с нами, здесь, и мы их не знаем.
– Ясно, – согласился Брянцев. – А Аня?
– С ней я поговорю, – уклонился от прямого ответа Соколов.
Начальник АХО завода Тарас Ильич Гришин в отсутствие жены на свой лад развлекался. Памятуя об обещании Ельшина одолжить ему «пару сотенных», он не терял времени даром. Когда в дверь его квартиры настойчиво постучали, на грязном, без скатерти, столе громоз– дились батареи пустых, полупустых и еще не тронутых бутылок, груда использованных тарелок, остатки колбасы, консервов. Правая сторона комнаты была отгорожена занавеской, за которой имелся «черный», запасной ход. По всей квартире были развешаны и расставлены вдоль стен картины, примитивные, аляповатые, – творчество самого Гришина. Наличие этих картин и их обилие должны были свидетельствовать о причастности незадачливого начхоза к искусству.
Стук, негромкий, но настойчивый, повторился.
– Кого-то черт принес, – недовольно сказал Гришин своей очередной подруге и, подтолкнув ее за занавеску, сунул ноги в домашние туфли, поправил расстегнутую на груди сорочку, подошел к двери. Заспанным голосом спросил:
– Кто там? – услышав ответ, заспешил с запорам, открыл. – Вы, Виталий Ефремович?
Ельшин перешагнул через порог.
– О тебе вспомнил, решил не мучить до завтра. – Он качнулся.
– Неужели деньги принес? – радостно заюлил Гришин. – Чудная у вас душа, настоящая русская натура…
Ельшин несколько раз икнул, направился к столу, потянулся к водке. Буркнул:
– Обещал же.
– Так давайте, – засуетился Гришин.
– Сначала выпьем. – Ельшин пьяно ухмыльнулся и брякнулся на диван, с которого только что сбежала гостья Гришина, притаившаяся за занавеской, вышиб пробку из бутылки, стал поспешно наливать в стакан водку.
– Да вы пьяны! – взвизгнул Гришин. – Ко мне нельзя, я занят. – Он бросил на Ельшина рассерженный взгляд и тотчас осекся – перед ним сидел совершенно трезвый человек, такой знакомый и в то же время какой-то новый – чужой, с высокомерным и злым выражением лица.
Нагнувшись к самому уху Гришина, Ельшин злобно шепнул:
– Бабу убрать немедленно, сейчас не до этого!
Еще ничего не понимая, Гришин запротестовал:
– Я вам не позволю.
С силой притянув Гришина за ворот сорочки к себе, Ельшин свистящим шепотом приказал:
– Молчать! Поскорее выпроводите ее, – он кивнул на занавеску.
Гришин моментально скрылся за занавеской; вскоре стукнула дверь.
– Ушла, – сообщил хозяин квартиры, – но я…
– Развратничаете на мои деньги, вижу, – резко и зло перебил Ельшин. Отпил из стакана водки, сплюнул.
Гришин возмутился:
– Виталий Ефремович!.. Я верну вам все деньги.
– Пока ваша супруга сидит на даче и занимается флоксами, вы здесь продолжаете развратничать. Это факт, и возмущаться вам ни к чему.
– Но вы не смеете так…
Ельшин фыркнул:
– Не валяйте дурака, вы должны мне уже почти две тысячи. Где же вы возьмете такую сумму? Вот вам еще – тут триста, берите.
Гришин оторопел.
– Я вам не позволю, мое достоинство… – начал он.
– Молчать! Берите деньги и перестаньте кривляться, – грубо оборвал Ельшин. – Садитесь. – Гришин неловко, бочком сел к столу. – Теперь поговорим о делах. На Шаврова совершено покушение, он в больнице, без сознания. На почве ревности его хотел убить этот влюбленный дуралей из отдела снабжения, Михеев. Трехтонкой действовал. Михеев задержан, сидит в милиции.
– Не может быть! – удивился Гришин. – Когда я возвращался от Брянцевых, я повстречал Семена и Дусю – они гуляли… Да нет, не мог он пойти на преступление!
– А они тоже заметили вас? – озабоченно спросил Ельшин.
– Как же! Я еще заговорил с ними, шутил.
– И они отвечали вам?
– А как же!
– Гм… – Ельшин задумался. – Михеев будет теперь ссылаться на вас… Ведь ему нужно установить своё алиби, чтобы доказать невиновность, оправдаться.
Гришин широко улыбнулся.
– Вы затем и пришли? Пусть это вас не беспокоит, Виталий Ефремович, я же сам видел… Он никак не мог совершить преступления.
Ельшин сказал холодно:
– Вы ни-че-го не видели. Поняли? Ничего!
– Что за тон! – оскорбился Гришин. – Вы думаете, если я вам должен… Возьмите ваши деньги и уходите к черту!
– Спокойнее! – с угрозой произнёс Ельшин. – Мы теряем нужное нам время. Деньги! Знаете, почему я давал их вам? Потому, что иначе вы, агент разведцентра по кличке «Архитектор», в результате чрезмерной склонности к легкой жизни, вину и женщинам давно запутались бы, пустились бы на мелкую уголовщину и очутились бы в тюрьме. А вы мне нужны, я берег вас для сегодняшнего дня.
Гришин в ужасе отпрянул.
– Убирайтесь! Это провокация.
– Не тряситесь, вам нечего бояться. Вот фотокопия подписки, которую вы дали Патрику Смиту, когда он завербовал вас. Тогда же он присвоил вам кличку «Архитектор», в полном соответствии с вашим образованием.
– Я ничего не знаю… Вон отсюда, вон! – Гришин в смятении шагнул к двери.
Но голос Ельшина остановил его:
– На место, Архитектор! Продолжим разговор. Техник Глухов, агентурная кличка «Аист», в паре с которым вы работали до сих пор, никогда не говорил вам, что он ждет свидания с резидентом разведки по кличке «пан Юлиан»?
– Убирайтесь! Вас подослали чекисты.
Ельшин усмехнулся.
– Вы великолепно играете, Архитектор, но все это ни к чему. Отвечайте на мой вопрос, это очень важно не только для меня, от этого зависит ваша жизнь.
– Что-о? – Гришин в ужасе воззрился на собеседника.
– Отвечайте ж, – потребовал Ельшин.
– Если вы подосланы, я от всего откажусь, – устало заметил Гришин, – Глухов как-то говорил мне: пан Юлиан где-то тут, рядом, и должен прийти на связь с ним. Больше я ничего не знаю.