отправить меня на учебу. Видишь ли, сына у него не было, а потому предполагалось, что я унаследую семейное дело.

Абби понимающе кивнула:

— Продолжай.

— Всех подробностей я не знаю… но отец связался с одним сборщиком налогов по имени Хизертон. — По уверениям Януса, такой существовал на самом деле. — Отец задержался с оплатой, остался должен, влез в новые долги, чтобы покрыть этот… В конце концов Хизертон явился к нам с ордером, где было сказано, что аптека принадлежит ему, — и отец отправился в тюрьму. Меня выставили из Университета, как только перестала поступать плата за обучение. — Винтер постаралась, чтобы голос ее чуть заметно дрогнул, словно лишь титаническое усилие помогало ей остаться спокойной. — Я и раньше слыхала рассказы о Кожанах, и у меня оставалось еще немного денег, так что…

— Так что ты решила найти их и попросить о помощи?

Винтер покачала головой:

— Это было бы глупо. Я знаю, что аптеку не вернуть и отца из тюрьмы не вытащить. Мне просто хотелось… что–то сделать. Отплатить им. Помочь кому–то другому, если получится. Не знаю… — изобразить замешательство было совсем не трудно, — наверное, это глупая идея.

— Ты не представляешь, к чему могут привести глупые идеи, — пробормотала Абби.

— Значит, ты — одна из Кожанов? — спросила Винтер. — И все эти рассказы — правда?

— Кое–что изрядно преувеличено, — отозвалась Абби. — Скажем так: мы сотрудничаем.

— Поможешь мне встретиться с ними?

Винтер намеренно добавила в свой голос толику подлинного нетерпения. Она сочла, что это будет уместным.

Абби вздохнула.

— Ты уверена, что хочешь именно этого?

— Я торчу здесь уже несколько дней, — сказала Винтер. — Мой отец в тюрьме. Конечно же, я этого хочу!

— Ты ведь знаешь историю о святом Лигаменти и демоне? «Бойтесь своих желаний».

— Если я правильно помню, святой Лигаменти одурачил демона и отправил его назад в преисподнюю.

— Смотря какую версию ты читала, — легкомысленно заметила Абби. — Что ж, ладно. Будешь доедать или сразу пойдем?

Винтер глянула на тарелку — и у нее, несмотря на обилие съеденного, неприятно засосало под ложечкой.

— Идем. Что–то у меня пропал аппетит.

* * *

— А как ты попала к Кожанам? — спросила Винтер, когда Абби вела ее прочь от многолюдного Речного тракта, в толчею кое–как оштукатуренных дощатых лачуг, где селились обитатели Доков. Если не считать нескольких широких проездов, соединявших рыночные площади, улиц в их привычном виде здесь не было — лишь переменчивый ряд проулков, расположение которых определялось традициями и общей волей местных жителей. Солнце стояло высоко, на небе ни облачка, и потому изо всех окон и дверных проемов протянулись бельевые веревки — словно быстрорастущие лозы с красочными кистями трепещущих соцветий. Приходилось быть начеку, чтобы с резким порывом ветра не получить оплеуху от чьих–то мокрых подштанников.

— Натворила уйму глупостей и счастливо отделалась, — отозвалась Абби. — Всплыла бы в реке нагишом с перерезанным горлом — и поделом, если честно. Не зря, видно, говорят, что господь хранит детей и дураков.

Винтер не нашлась, что сказать, и разговор на время прервался. Абби шла уверенно, хотя явно наобум, не задумываясь перед очередным поворотом, выбирая обход там, где можно было, казалось, пройти напрямик. Винтер гадала, уж не проделывается ли все это ради того, чтобы она не смогла запомнить дорогу к некоему тайному убежищу. Если так, Абби старалась напрасно: Винтер заблудилась в тот самый миг, когда скрылась из виду река. Быть может, ее спутница тоже заблудилась?

— Веришь или нет, но я сбежала из дома, — сказала наконец Абби. Они разделились, чтобы с двух сторон обогнуть торговца рыбой, что прямо посредине улицы пристроился с ведром потрошить свежий товар. — У меня даже не было веской причины, чтобы так поступить. Мы жили в ладу, денег было вдоволь, меня никогда не пороли и вообще не наказывали.

— Что же тогда случилось?

Разошлись с отцом во взглядах. Он у меня… старомодный.

— Хотел выдать тебя замуж? — спросила Винтер со всем сочувствием, какое ей удалось изобразить.

— Нет. Мы повздорили из–за политики.

Абби остановилась на крохотной площади, где сходились пять улочек, и огляделась. И выбрала самую узкую, немощеную, так стиснутую между двумя домами, что на ней едва смогли бы разминуться двое. Винтер посмотрела на ее выбор с сомнением.

— Пошли, — сказала Абби. — Сюда.

— Куда мы, собственно, идем? — Винтер ускорила шаг, чтобы не отстать.

— Сюда. — Абби остановилась на середине улочки, повернулась и одарила ее очередной ослепительной улыбкой. — Один из уроков, которые я выучила довольно скоро: никогда, даже в разгар дня, не заходить за незнакомцами в узкие проулки.

Свет едва уловимо изменился: кто–то встал на входе, позади, перекрыв путь к отступлению. Другая фигура возникла на выходе. Винтер быстро прикинула: просвет между домами так невелик, что проскочить мимо нападающего не выйдет, и лазает она не так ловко, чтобы взобраться вверх по щербатой стене, прежде чем ее схватят. Опять же, в треклятом платье не побегаешь. В корсаже, рядом с кошельком, припрятан нож, но единственное применение, которое она могла ему придумать, — взять Абби в заложники. Вряд ли выйдет: девушка явно верткая и шустрая, да и в любом случае Винтер не была уверена, что сумеет хладнокровно перерезать ей глотку.

Поэтому она улыбнулась в ответ, стараясь не делать резких движений.

— Надеюсь, урок был не слишком болезненный.

Позади нее послышалось эхо шагов. Двое, судя по звуку. Одного можно было бы пнуть ниже пояса и проскочить, но останется второй, от него в тесноте не увернуться. Ничего не скажешь, отменно продуманная засада.

— Не знаю, кто ты такая, — сказала Абби, — но в Университете уж точно не училась. У нас тесные связи со студентами. С другой стороны, я не шутила, когда говорила о Конкордате.

— О том, что я шпионка?

— О том, что для агента Орланко ты слишком бестолкова, — пожала плечами Абби. — Даем тебе шанс выложить все начистоту. Если работаешь на Большого Сэла или другую портовую банду, мы тебе ничего не сделаем. Правда, им пора бы уже научиться не лезть в наши дела.

— Я не работаю на Большого Сэла.

С минуту Винтер всерьез подумывала о том, чтобы рассказать всю правду, но воздержалась. Она не знала, как Абби воспримет ее откровения, и к тому же оставался шанс, что ее попросту испытывают. Признаться сейчас — и в лучшем случае придется вернуться к Янусу и