– Потом я вроде приоткрыла глаза, – волновалась Раиса, – буквально на пару секунд разлепила веки – и ничего не понимаю, вижу чье-то лицо. Женщина незнакомая, она все спрашивала: «Посчитайте до десяти, назовите свою фамилию!» А затем я проснулась в больнице. Как там Толенька без меня? Я лежу тут безо всякой информации! Звоню домой, он трубку не снимает. Но это ничего, Толя не прикасается к телефону, мобильный считает самым злым врагом людей, утверждает, что он испускает губительное для человеческого мозга излучение. Смертельное! Но я очень волнуюсь. Как там Толечка?

– Тебе не сказали? – ляпнула я и прикусила язык.

– Что? – напряглась Раиса. – Толя? Ему плохо?

– Твой муж ушел из дома, – пролепетала я и посмотрела на монитор, показывающий сердечный ритм больной, – его ищут, не переживай, Толю непременно найдут.

Экономка прижала ладони к груди.

– Ушел? – переспросила она. – Давно?

– Почти сутки прошли, – выпалила я, – но ты не нервничай, он тепло оделся, натянул пальто, шарф, шапку, перчатки не забыл.

– Голубые, – шепнула Рая.

– Верно, – подтвердила я, – слишком яркие для скромного человека.

Раиса опустилась на подушку.

– Вилка…

В коридоре послышались шаги, кто-то втолкнул в палату столик на колесиках, на нем стояла коробка с лекарствами. На мониторе взвились вверх зеленые линии.

– Опять укол! – простонала Раечка. – Я буду похожа на подушку для булавок. Зоя, давайте пропустим инъекцию?

Симпатичная медсестра погрозила ей тоненьким пальчиком:

– Ай-ай! Врача нужно слушаться, если он назначил лечение, выполнять его указания следует тщательно, тогда вас скоро отпустят!

– До дрожи боюсь уколов, – честно призналась Раиса.

– Вижу, – подтвердила я, – пока мы разговаривали, на экране были плавные синусоиды, но стоило появиться шприцам, как линии задрожали.

– Очень глупо, – укорила Потапову Зоя. – Попрошу посетительницу выйти в холл.

Я отправилась за дверь, увидела за конторкой другую девушку в ярко-голубом халате и поинтересовалась:

– Как дела у больной из тринадцатой палаты?

– Спросите у лечащего врача или обратитесь в справочную, – увильнула от прямого ответа медсестра.

– Вы уж за ней приглядите, – попросила я, – не ровен час, домой убежит! Рая считает себя полностью здоровой.

Сестра показала на большой лист, прикрепленный к стене.

– У нас все по расписанию, а выписка исключительно по приказу доктора. Вот почитайте.

Девушка говорила с сильным акцентом, но ее речь была мне понятна.

От скуки я начала изучать текст.

«7.00 – подъем, проверка температуры, прием лекарств

8.00 – 8.14 – раздача завтрака

9.30–13.15 – процедуры, исследования, лечение

Во время тихого часа и ночного сна выход из отделения закрыт.

Внимание! Если больному предписано принимать таблетки и инъекции более двух раз в сутки, медсестра непременно должна соблюдать время раздачи лекарств.

Передвижение пациентов по коридору разрешается в сопровождении персонала».

– Больница строгого режима, – пробормотала я.

– Верно, – улыбнулась медсестра, которая не поняла моей шутки, – пациент обязан отдыхать, набираться сил, его нельзя утомлять бесполезными посещениями, и конфеты у нас запрещены как аллергены.

Из-за поворота коридора вырулил рабочий в белом комбинезоне.

– У кого из-под балконной двери дует? – спросил он.

– Тринадцатая палата, – сурово произнесла дежурная, – сейчас больную вывезем в коридор и вас впустим.

– Поторопитесь! – велел слесарь. – У меня заказов по горло!

– Интересы больного прежде всего. Ждите, – торжественно объявила девушка и ушла в комнату за конторой.

– По-русски говоришь? – спросил рабочий.

– С детства, – откликнулась я.

– Дуй из ихнего бурга, пока цела, послушай дядю Сашу, я тебе дело советую! – воскликнул рабочий.

– Вы, наверное, недавно сюда приехали, – с сочувствием сказала я, – сначала всегда тяжело, даже если из одного дома в другой переезжаешь, а уж страну поменять и вовсе трудно. Через какое-то время вы привыкнете!

– Я тут не первый год! – с тоской пояснил дядя Саша. – Ехать не хотел, да жена с тещей уломали, мечтали о дешевых шмотках. Волонтер уговаривал, золотые горы сулил, дуры уши и развесили. Он им такого наболтал! «Как приедете, получите отличную собственную квартиру, работу, машину, в магазинах дешевизна, будете на отдых в Египет три раза в год кататься». Я послушал и сказал ему:

– Больно сладко ты поешь. Дома все родное, а там даже воздух чужой.

Но разве бабы разумную речь послушают! Ногами затопали! Теща завопила:

– Там нам квартиру подарят! Личную! А здесь мы в коммуналке ютимся!

Жена ей подвякивать принялась:

– Машина и оклад приличный! Загранка не наша страна, там все шикарно.

Я попытался возражать:

– Языков иностранных мы не знаем, как объясняться будем?

А волонтер и говорит:

– Не переживайте, в Бургштайне в основном живут русские, местные давно с ними породнились, там, как в Москве, никаких проблем с общением, везде по-нашему балакают. Приедете, устроитесь, а потом заговорите на их языке, так со всеми происходит. Но если вдруг его не освоите, то в Бургштайне вас всегда отлично поймут.

И поет, и поет, фотки показывать начал.

– Вот дом, сад, в кресле эмигрантка сидит, платье на ней французское, из натурального шелка, туфли кожаные, на столе фрукты, вино, колбаса хорошая. Не бойтесь, и у вас точь-в-точь так же будет.

Я было заикнулся:

– Двухэтажный особняк бесплатно не дадут.

А волонтер спокойно отвечает:

– Конечно, нет! Зачем мне вас обманывать? Жилплощадь предоставляет предприятие, печатный комбинат. Вы там работаете, администрация вручает вам ключи от коттеджа, кредит за особняк выплатите из зарплаты лет через десять. Не хотите, ваше дело. Вакансий на фирме мало, у Ольги Сергеевны люди десятилетиями служат, потому что условия царские. Я считаю, вам здорово повезло, раз вы в программу «Переселение» попали. Но у меня времени на упрашивание нет. Принимайте конкретное решение. Да или нет! На халяву полно желающих, например, Петровы, Катя и Сережа.

Тут моя жена как заорет:

– Катька? Наша соседка?

– Верно, – кивнул вербовщик, – они вторые в моем списке.

Дядя Саша махнул рукой:

– Бумаги мои бабы враз подписали, и мне велели закорючку на каждом листе поставить. Ахнуть не успел, как здесь очутился.