Я поднял взгляд на холм. Грумы стояли там, ожидая инструкций.

Пусть все идет как идет, подумал я. Я вернулся к грузовику, сел за руль и поставил его над тем местом, где лежал нож, так, чтобы никто не мог поднять или забрать его, чтобы никакая лошадь не наступила на него, не сломала его и не поранилась сама.

Затем я залез в кузов грузовика, запустил камеру и заснял шеренгу всадников, черных на фоне восходящего солнца.

Хотя безработица снова неумолимо глянула мне в лицо, она была бессильна заставить меня потерять такой кадр.

Я изменил распорядок дня.

Все вернулись на конный двор, исключая Монкриффа, которого я оставил за рулем грузовика, строго наказав ему не двигать машину с места, даже если этого потребуют злые люди, приставленные следить за тем, чтобы машины не ездили по Хиту. Я сказал ему, что уже совершил нарушение, заехав на поле для тренировок. Он не должен сдвигать грузовик ни на дюйм.

— Почему?

Я объяснил почему.

— Нож? — недоверчиво переспросил он.

— Кто-то действительно пытался причинить вред Нэшу.

— Невозможно! — воскликнул Монкрифф больше в знак протеста, чем недоверия.

— Теннисисты, конькобежцы, Джон Леннон, — перечислил я. — Кто в безопасности?

— Дерьмово.

Не имея выбора, хотя и неохотно, я позвонил в полицию. В моей голове сами собой проносились газетные заголовки: «Злосчастье снова наносит удар по киносъемкам в Ньюмаркете». Действительно дерьмово. Я встретил полицейских на конном дворе, где ожидали, собравшись группами, все грумы. Айвэн был вне себя оттого, что едва не попал на больничную койку, а то и куда похуже.

Прибывшие полицейские оказались совсем не теми, которые присутствовали в доме Доротеи. Я подумал, насколько это необычно для местной полиции — за двадцать четыре часа получить два вызова по поводу нападений с ножами, пусть даже эти нападения казались ничем не связанными между собой. Я гадал, осознают ли они, что я присутствовал на месте обоих преступлений.

Нэш, вызванный Эдом, вышел из дома в костюме и гриме и встал рядом с Айвэном. Полицейские посмотрели на одного, потом на другого и пришли, как и все мы, к единственно возможному выводу. В тщательно подобранных брюках для верховой езды, твидовых куртках и больших защитных шлемах, с десяти шагов они казались близнецами. Только разрез на боку куртки Айвэна позволял легко различить их.

Я сказал Нэшу:

— Это может означать конец фильма.

— Никто не ранен.

— Кто-то пытался прикончить вас.

— Им это не удалось, — ответил он.

— Вы отменно спокойны.

— Томас, я уже много лет живу среди подобных опасностей. Как и все мы. Мир полон сумасшедших фанатиков. Если позволить себе беспокоиться по этому поводу, то не стоит выходить из дому. — Он посмотрел на полицейских, записывавших показания грумов. — Мы собираемся сегодня продолжать работу?

Я помедлил.

— Как отнеслась к этому Сильва?

— Стойко.

Я подавил улыбку.

— Не желаете ли прогуляться на Хит и посмотреть на железку, которую кто-то намеревался воткнуть в вас? И осознаете ли вы, что с этого момента у вас должен быть телохранитель?

— Нет. У меня никогда не было телохранителя.

— Не будет телохранителя — не будет и фильма. Очень возможно, что фильма не будет в любом случае, как только Голливуд прослышит об этом.

Он посмотрел на часы.

— Там сейчас середина ночи.

— Так вы пойдете?

— Да.

— В таком случае пойдем сразу же, как только сможем, — с благодарностью сказал я.

К нам подошел Эд и сказал, что полиция желает поговорить с человеком, который здесь за все отвечает. Я пошел к ним; оба они были старше меня и, кажется, оглядывались в поисках действительно авторитетной фигуры. Я, видимо, не соответствовал их понятию о начальстве. О'Хара, пожалуй, подошел бы им больше.

Грумы сказали им, что лишний всадник присоединился к их группе, когда они встали кружком на холме после третьей скачки к вершине. Они особенно не думали об этом, поскольку во время киносъемок рутинная жизнь конюшен обычно забывалась. Вновь прибывший, одетый в джинсы, ветровку и шлем, затесался в их толпу. И только когда лошадь Айвэна шарахнулась, а сам Айвэн закричал и упал, им пришло в голову, что что-то не так. Кажется, никто из них не увидел блеска клинка.

Они не могли дать особых примет этого человека. У защитного шлема широкий подбородочный ремень, успешно скрывающий половину лица. Они также запомнили, что вновь прибывший носил жокейские очки, какие часто надевали многие из них, чтобы защитить глаза от пыли и летящих из-под копыт камешков. Они полагали, что он мог также носить перчатки — тоже ничего необычного.

Полиция желала знать, не мог ли я добавить что-либо.

— Он хорошо ездит верхом, — сказал я.

Они, очевидно, сочли эту деталь незначительной, применимой ко многим жителям Ньюмаркета, хотя я думал, что это важно.

— Он не был жокеем, — пояснил я. — Он слишком тяжел. Слишком плотного сложения.

Мог ли я описать его внешность? Я покачал головой. Я не видел его лица — только спину, когда он галопом мчался прочь.

Я подождал, пока грумы и операторы не отойдут за пределы слышимости, а потом рассказал полицейским о ноже.

По дороге мы подъехали так близко, как только было можно, к грузовику, торчавшему среди травы, как незаконно установленный скорбный обелиск. Я полагал, что только благодаря воскресному дню никто из смотрителей поля не бегал в ярости вокруг. Я ехал в своем автомобиле впереди полицейской машины. Нэша я взял с собой в нарушение всех строжайших инструкций кинокомпании касательно безопасности. А кто знает, где сейчас безопаснее?

Монкрифф отвел грузовик на десять футов назад. Полицейские молча уставились на открывшееся взору орудие преступления. Монкрифф выглядел потрясенным, Нэш молчал.

— Он уронил это, — объяснил я. — Он обернулся, чтобы поискать это. Потом увидел, что я преследую его, и счел за лучшее удрать.

Нэш спросил:

— Он набросился на Айвэна с этим?

Я кивнул.

— Пожалуй, мне стоит обзавестись телохранителем. — Он посмотрел на меня с кривой ухмылкой.

Один из полицейских достал большой бумажный пакет и осторожно, чтобы не стереть возможные отпечатки пальцев, поднял нож из травы.

— Здесь не было доглядчиков, — заметил я.

— Что? — спросил Нэш.

— В любой день, кроме воскресенья, на окраине города собираются наблюдатели с биноклями, вон там. — Я указал, где именно. — Информация — это их ремесло. Они знают каждую лошадь на Хите. Они продают сведения о том, как идут тренировки, газетчикам и букмекерам. Если бы они были здесь, наш любитель ножей не мог бы исчезнуть так просто.