Тот кивал и кивал, вроде бы все такой же испуганный, но потихоньку приходящий в себя. Вот хитрая скотина человек, натюрлих… Чуть не помер, а уже начинает хорохориться. Даже на товарищей по походу, вольных, смотрит, думая, что не заметно, прямо кум королю.

Хаунд нехорошо прищурился, все еще ощущая тонкий злой запах Кота. Не проходящий, а становящийся сильнее. Мешаясь с тем, в который не верилось. Да и Костя хмурится, видно, понимает – дело-то идет куда-то не в ту сторону, не верит вожаку, знакомому куда как хорошо.

А этот все расслабляется да успокаивается… идиот. Ну, рожоного ума нет, так никакого не даешь. Как еще Кот умудряется выживать и работать по Дороге, коли у него, за сутки похода, уже два трупа и третий явно на подходе. Или не ошибся Хаунд, понимая, что трезвый расчет с логикой должны перебить дерганые расхлябанные нервы Кота?

И…

Ошибся.

Нож скакнул в ладонь Кота почти сам собой. Порхнул дальше, впившись в тело Сашки, узкий, короткий и обоюдоострый. Таким небось даже бриться можно. И снова, опять, еще, втыкаясь и втыкаясь в шею, живот, пах, под ребра…

– Ты кого, падла… – удар, снова удар, – кого… сука… хотел уделать?!

Сашка с Кинеля хрипел, плевался темно-красной пеной, брызгал блестящими каплями кровавой слюны. Кот бил, скрипел сталью по ребрам, пластал уже почти умершего вора-неудачника, вгоняя нож в тело раз за разом.

– Кот! – Костя поморщился, глядя на творящееся.

Хаунд глядел на летящую кровь, брызжущую такими яркими струйками, смотрел и пытался понять главное – что их всех связывает так сильно, если съехавший с катушек вожак позволяет себе убить носильщика, такого нужного дальше? Да еще на глазах вольнонаемных, вряд ли сумеющих такое забыть? Да еще и когда старший нар…

– Фу-у-у! – Кот выпрямился, отхаркался, дышал часто и глубоко, улыбался. – Не удержался, Кость, ты уж прости. Ничего, дотащат как-нибудь. Разберемся.

Он двинулся к сидящим у стенки. Девчонка-двойняшка с всхлипом втянула воздух, пытаясь вжаться в металл спиной. Кот хмыкнул, положил ладонь на ее голову, смяв золотистые волосы в кулаке. Та пискнула, а караванщик вдруг начал ее гладить.

– Ты хорошая девочка, тебе переживать не стоит. Не бойся.

Хаунд, втянув потихоньку воздух, чуть расслабился. Адреналин и остальное дерьмо в крови Кота явно успокаивались. Не ушли в никуда, растворившись внутри артерий с венами, переработанные печенью с почками, но потихоньку приходили в норму. Дас гут, йа. А то он уже собирался попробовать сломать Косте шею и, прикрывшись им от очередей Большого, начать воевать. Шансы Хаунд расценивал где-то сорок к шестидесяти, а такой расклад, учитывая калибр и емкость ПК, все равно что полный ноль.

Золотистая солома волос девчушки покрывалась размазанной ладонью Кота красноватой ржавчиной.

– Как хорошо то… – Караванщик почти ласково коснулся ее щеки. – Мне нравится, ты меня успокаиваешь. Не бойся, я его просто наказал.

– Бред какой-то. – Анна, монотонно качающаяся взад-вперед, обхватив колени, смотрела на валяющееся тело. – У тебя с головой не в порядке.

– Ротик закрой, умничка. – Кот вытер ладони об плечи девчонки и зевнул. – То ты в чистилище, то меня бесом называешь, то заявляешь обо мне, как о дебиле. Не слишком нагло?

Хаунд положил руку на плечо Анны. Сжал, молча прося помолчать. Да, творилось странное, ненужное и дикое. Никакой логике и расчету сделанное Котом не поддавалось. Филин убил покалеченного из-за нескольких причин, и все они, жестокие и не особо справедливо-человечные, все же понятны. Только причину Хаунд уже понял, нос не обманешь.

– Вытащите его отсюда и бросьте в лес. – Кот пнул убитого. – Сипа, ты на контроле. Этих-то не упустишь?

Нести тело выпало наемным, смотревшим на караванщиков с лютой злостью. В дождь вышли трое, и мало ли, вернуться вполне мог бы один. Довести человека на самом деле легко. А спорить с Сипой, вооружившимся на конвой пистолетом, даже не спорить, а пытаться напасть – глупо. Смог бы сам Хаунд? Смог, даже сейчас. Одной левой уделал бы ублюдка. Только его-то никуда и не отправляли, оставив как есть.

Беда выхолостила многое, и мораль с чувствами в первую очередь. Да, только что убили человека. Пусть неизвестного, даже успевшего напакостить по-крупному, да целых два раза, все верно. Но переживать о его судьбе никто не стал. Такая вот дрянная правда жизни здесь и сейчас. Тем более со стороны очага весьма неплохо потянуло разваренной крупой и даже салом. Кашу девки варили пшеничную, самую настоящую сечку, с крупными кусками нарезанного свиного жира, засоленного в крутую.

Котелки рабам караванщики раздали вместе с грузом. Старые, все в царапинах по защитной краске, вышкребанные изнутри ложками до блеска. Сами ложки, смех прямо, оказались деревянными. Все верно, на рабочую купленную скотину заводить все более редкие приборы из металла – тупо ненужная роскошь. И липовыми поедят, благо бить дерево на чурки-баклуши и резать из тех ложки, вилки и лопатки для жарки научились заново очень быстро.

Сипа с похоронной командой обернулись быстро. Мокрые, в грязи по колено, зашли, недовольно отдуваясь. Им все же пришлось рыть землю, штыки складных лопаток темнели налипшим суглинком.

– Засыпали? – поинтересовался медленно жующий Кот.

– Да. – Сипа хотел шагнуть за едой, но его остановил Большой, вручив пулемет и отправившись жрать. – Не, ну чего такое?!

– Проштрафился ты, друг! – Кот поднял ложку как скипетр, покрутил ей в воздухе. – Изволь отвечать.

– Да ну, Кот, ты чего!

– Охренеть! – Вожак покачал головой. – Ты в глаза, что ли, ебался, когда они у тебя из-под носа ушли? Две головы потеряли, два рюкзака теперь распределить надо как-то, а у нас уже один раскидан был. Время, время уходит, Сипа. Тебе же этих вот потом подгонять, чтобы быстрее шли!

«Эти», стучавшие ложками и жадно глотающие горячее варево, косились, но молчали. По крыше все колотил дождь.

– Филин, как думаешь, на сколько? – Кот показал на потолок.

Разведчик отошел к входу, высунулся, поторчал снаружи не очень долго. Обернулся он с задумчивым и немного расстроенным лицом. Ткнул пальцем на пол и дрова:

– Спать нужно. До ночи зарядил.

– Точно? – Кот сморщился. – Вот прям на…

– Ты спросил, я ответил. – Филин кинув свой котелок мальчишке-двойняшке, отстегнул от рюкзака спальник. – Вымоешь дочиста. Я спать, поднимите, как сумерки начнутся. Большой, разбужу в четыре. Все, спокойной ночи.

С ним не спорили, авторитет у Филина оказался потрясающий, йа. Так что следовало в очередной раз задуматься – почему же верховодит здесь истеричный и дерганый Кот со своими повадками маньяка, натюрлих. И начинающий наркоман. Тут Хаунд не ошибся.

Понять стоило по очень простой причине: скоро Хаунду придется столкнуться с ним лицом к лицу. Если что-то пойдет не так, йа. Если выгорит намечающийся план, то Кот помрет, как и положено, с ножом и дыркой от пули в спине. Так что…