невидимая со стороны входа, скрывалась одна особенная капелла. В лучах теплого искрового света Джоакин первым делом заметил цветы. Охапки живых цветов – в начале декабря! Подлинное богатство у ног иконы… Лишь затем он увидел фреску. Светловолосая девушка в белом платье стояла на крепостной стене и тонкими пальцами ломала перо.

- Красивая работа, - изрек генерал Хорис.

О, нет, Джоакин не мог согласиться. Красивым был портрет леди Аланис на страничке «Голоса Короны». Очень красивой – сама леди Аланис год назад, еще не испорченная гневом и развратом. А вот девушка на фреске… Сир Джоакин не знал слов, чтобы описать такое совершенство. Идеал – это что-то холодное и мертвое. Агата на фреске была совершенной – но живой!

- О, боги… - только и смог сказать рыцарь.

- Вижу, вы впали в некий вид экстаза, - иронично отметил граф. – Сир Джоакин, боюсь, вы видите ситуацию под неверным углом.

Рыцарь сделал шаг-другой, чтобы найти правильный угол.

- Нет же, я не о фреске, а в целом – о положении. Собор привел вас в трепет, но он – всего лишь вещь, наша собственность. Мы можем сделать с ней что угодно - например, сжечь.

- Спалить храм?! – в ужасе ахнул Джоакин.

- О, нет, я сказал для примера. Было бы неразумно рушить столь добротную постройку. Лучше превратить ее в храм Вивиан или Павшей богини…

Вмешался генерал:

- В соборе почитаются многие святые. Можно посвятить его сразу двум Праматерям.

- Да, мы так и поступим, - согласился граф Шейланд. – Совершенно ни к чему сжигать целый храм… Сир Джоакин, уничтожьте только фреску.

Он задохнулся. Он затряс головой. Он уставился на сеньора, ничего не понимая:

- Как – уничтожить?..

- Огнем и плетью. Дотла.

- Но это же шедевр искусства! Она такая красивая!..

- Слишком красивая, в том и смысл. Перед нами памятник проклятой ориджинской спеси. Хочу, чтобы он исчез.

- Но я не могу!.. Нельзя стрелять в Праматерь!

- Это не Праматерь, а ее изображение, созданное с определенной целью. Знаете, какой? Втоптать в грязь простых людей, таких как вы и я! Представить нас никчемными, а агатовцев возвести на пьедестал. Создать порочную веру, что агатовцы - сверхлюди. Они – красивы и умны, словно боги, а мы – никто! Хотите верить в это, сир Джоакин?!

- Я нет… - он шевельнул Перстом. – Но, милорд, нельзя же так…

Граф наклонился к нему и сказал доверительным шепотом:

- Вас и меня терзали и мучили внуки Агаты. Они думали, что имеют право. Они питали свою надменность, наглость, гордыню одной только сказкой о своем превосходстве. Перед вами - символ всей их мерзости. Сломайте же его!

Джоакин стиснул зубы и начал стрелять.

* * *

- Нынче день блестящих атак. Смотрите внимательно, господа: быть может, потом вы захотите увековечить их на бумаге.

Придворные и так смотрели во все глаза. Степная кавалерия неслась вокруг озера, точно лавина. Кони вытягивали шеи, сверкали глазами, молотили подковами мерзлую землю. Всадники припадали к их гривам, сливаясь с конем в одно целое, будто герои из легенд. Никто не стрелял, никто не смотрел по сторонам – все забыто ради скорости.

Они мчались по южному берегу, и озеро сужалось. Замок был в пятиста ярдах, потом в четырех сотнях, в трех... Орда подошла на дистанцию выстрела, и лучники дали залп. Кто-то захлебнулся кровью, кто-то упал из седла и сломал хребет… Но потерь было мало – безумная скорость защищала всадников. Лучники не успевали пристреляться, камнеметы – перевести прицел. Замок изрыгал камни и болты, но слишком медленно, как дыханье чудовища. А орда летела, как копье, направленное героем чудищу в сердце.

Обогнув озеро с юга, шаваны приблизились к защитному рву. В этом месте и стоял пресловутый мост. А за мостом – отмель, как ступенька перед замком. Отмель окружена валом и переполнена бойцами. По всему валу блещут арбалетные дуги. Как ни летела бы орда, мост не взять с разгону.

Но головной всадник – Рихард Ориджин – мчал, не ведая страха. На миг показалось, что он влетит на мост и сам взбежит на вал, чтобы в одиночку… Но он проехал мимо моста. Арбалетчики выстрелили в него, и болты не пробили невидимый щит. А Рихард, оказавшись в наименьшем удалении от замка, выпустил огненный шар. Не по валу с арбалетами, и даже не по стене – а по центральной башне замка. Он был гениальным стрелком: скача на сумасшедшей скорости, сумел попасть прямо в узкое окно. Внутри вспыхнул огонь.

Потом он отклонился в сторону, повернув коня прочь от моста. И все стрелки орды – как лучники, так и перстоносцы – поняли его пример. Не могли не понять, ведь это исконная тактика шаванов: стреляй и убегай! Только доселе никто не применял ее против замков.

Сотни и тысячи всадников повторили маневр вождя. Подлетали к мосту, били Перстами или стрелами, и сразу уезжали прочь, давая место новой волне. Рядовые лучники стреляли без прицела – простым навесом через мост и вал. Ступень за валом была невелика, кайры плотно столпились там, и тучи стрел находили свою добычу. А ханида вир канна метили в окна замковых башен. То было сложно: выстрел на скаку, окна узки, башни высоки. Лишь двое попали С первого захода: сам Рихард и какой-то шаван. Но одним заходом дело не окончилось.

Когда последний шаванский отряд проскакал мимо моста, первый уже описал круг и снова заходил на цель. Орда закружилась кольцом, словно вихрь. Все по очереди подлетали к мосту, наносили удар – и скакали дальше по кругу. Северяне стреляли в ответ, но не могли прицелиться как следует. Всадники неслись слишком быстро и разрежено, северные стрелы только изредка находили цель. А вот кайры стояли на месте плотной толпой. Пускай и за валом – неважно, стрела-то летит навесом. И замок тоже был неподвижной мишенью.

С каждым заходом шаваны наращивали меткость. Все кучнее летели стрелы, все чаще вспышки Перстов попадали в окна. Уже горели верхние этажи донжона, полыхала Южная башня, занялась Озерная. Лорд Рихард остановился, чтобы оценить успех. Довольный результатом, он оставил орду и поскакал обратно на северное направление.

- Рихард мечется между частями, как лейтенант, а не полководец. Виной тому его мальчишество или прискорбная дисциплина солдат, - отметил Франциск-Илиан.

- Тем не менее, атака хороша, - одобрил Серебряный Лис. - Когда весь замок загорится, кайры