строй встанут, и снимем мы недорослей с патрулирования и вылазок на упырей. А то каждый раз сердце не на месте.

— Ой, да пофигу вообще, — отмахнулся соколенок. — Я к тому времени перейду во взрослые казармы.

— Это кто же тебя научил подобным выражениям? — нахмурился стоящий рядом Рагнар, но в глазах его все равно искрил смех. — Около союзников из человеческого мира три часа потерся, и на тебе!

— А еще я на Землю переведусь! — заявил Флоки, вскакивая на ноги. Тут же охнул, схватившись за бок. — Ну, не сразу, а потом, когда поправлюсь. Принц Индра говорил, что у людей колесницы есть, что сами собой без магии и лошадей бегают! Надо только научиться ими управлять. Я себе такую хочу. И коробочку хочу, в которой голос собеседника слышно, и с ним можно разговаривать на любом расстоянии! И шкаф, куда кладешь сырое мясо, нажимаешь на кнопку, и через час оно уже готовое…

— Кыш отсюда, — замахала руками Хельга. — Вот уж язык без костей! Чтобы до перехода в Аквиллариум от старшего брата ни на шаг не отходил!

Проводив пациента, она выглянула из-под полога шатра на улицу. Очередь больных и страждущих иссякла, все получившие помощь переместились ближе к кострам.

— Малец последним был? — поинтересовался Рагнар за ее спиной.

— Последним, но у меня еще есть важное дело, — улыбнулась целительница, заметив у левого края шатра Июлию. Фея смущенно мялась с ноги на ногу, взгляд ее был тревожным.

— Иди сюда, красавица, — махнула ей Хельга и, приобняв за плечо, завела внутрь. — Да не трясись ты так! Демонов с ядовитыми ящерами побеждала, не боялась, а тут вдруг струсила, я на расстоянии слышу, как сердечко твое стучит.

Она усадила Июлию в кресло и тут же сунула ей пузырек с изумрудной жидкостью внутри.

— Сейчас глоток сделай, и потом каждый день три капли в чай по вечерам добавляй. И так до тех пор, пока рыжий на Землю не вернется, и вы обо всем случившемся не поговорите, поняла?

— С чего вы взяли, что он вернется? — тихо спросила фея, отпивая из флакона.

— А с того, что он тебя в бреду звал, пока его откачивали, прямо криком кричал, девчат моих напугал, — со смешком призналась Хельга. — По правде говоря, не только тебя, еще Илону, Киру и командира своего. Все пытался куда-то бежать, твердил без перерыва, чтобы не стояли под огненными залпами. Но поговорить с ним и побыть рядом просил только тебя.

Июлия дрогнула ресницами раз, другой, и расплакалась.

— Ну, начинается, — добродушно заворчала целительница, садясь рядом. — Чего ты ревешь, горюшко мое? Все хорошо, я же тебе обещала, а будет еще лучше.

Но фея никак не могла успокоиться, и лишь рыдала все громче и отчаяннее, уткнувшись Хельге в плечо. Видимо, нервы после пережитого сдали окончательно. Рагнар пару минут молча смотрел на ревущую девчонку, а потом вздохнул, опустился перед Июлией на корточки, повернул ее голову к себе и осторожно дунул в лоб.

Фея моментально перестала плакать и растерянно заморгала потяжелевшими веками.

— Отдыхай, птенчик, — ласково шепнул командир. — Натерпелась ты, понимаю. Но ничего, подремлешь немного в лагере, а к утру мы вас в крепость доставим. Проснешься завтра веселая и бодрая, и начнешь готовиться.

— К чему? — пробормотала Июлия, проваливаясь в сон.

— К счастливым переменам в жизни, — усмехнулся Рагнар, подхватывая ее на руки. Хельга уже бежала вперед, чтобы отдернуть полог шатра и дать ему выйти.

Устроив фею в соседнем шатре под боком у спящей Ксаны и накрыв обеих еще одним одеялом, Рагнар вышел на улицу. Здесь он зябко поежился и закутался в теплый плащ, подбитый волчьим мехом. Не повезло здешним жителям с климатом, на календаре конец лета, а ночи уже такие, будто вот-вот стукнут заморозки!

— Девчонки в порядке, — сказал сокол ожидавшей его Хельге. — Драконица утром забудет, что падала в драке на колени. С усталостью и переживаниями придется дольше повозиться, но ничего, они справятся.

— Я рада, — кивнула Хельга и, чуть помявшись, спросила. — А ты как? Может, позволишь ногу нормально залечить? Там трещина нешуточная была…

— Заживет сама, — хмыкнул Рагнар, и тут же тяжко вздохнул. — А вот сердце болит, как проклятое, так и тянет уже которые сутки, особенно к ночи.

Хельга изменилась в лице.

— Что же ты молчишь, окаянный?!

Она бесцеремонно схватила командира за оружейную перевязь на плечах, притянула к себе и прижалась ухом к груди. Одновременно тоненькая женская ладошка скользнула между стальными пластинами доспеха к левому боку.

— Ритм в норме, — более спокойным тоном отозвалась целительница через пару минут. — Но нужно провести дополнительные пробы. Чтобы завтра же явился в лазарет, лично осмотрю! Может, есть какие-то причины, запускающие эту боль? Подумай хорошенечко.

— А как же, — шевельнулся Рагнар, смыкая руки на ее спине. — Как подумаю, что горлинка моя нежная замуж за меня идти не хочет, так сразу болеть и начинает.

Хельга замерла, и впрямь напоминая маленькую птичку в медвежьих объятиях. Потом отборно, по-казарменному, выругалась, призывая на голову командира разведотряда минимум с десяток непотребных кар.

— Чтоб задницу твою ехидную демоны в Разлом уволокли и там до костей обглодали! — с яростью закончила она, стукнув ладонью по грудной пластине доспеха.

А затем сама обхватила сокола за талию, приподнялась на носочки и зарылась носом в меховой воротник его плаща.

— Ты зачем такими вещами шутишь? — сердито засопела она в теплую ямку между ключиц. — В следующий раз за подобные выходки закрою глаза на иерархию в званиях и тресну в лоб прямо перед подчиненными, будешь знать!

— А по существу ответ будет? — довольно оскалился Рагнар, будто вместо отборных ругательств в свой адрес он только что услышал признания в любви до гроба.

— Не могу, ты же лучше меня знаешь, — вздохнула Хельга, успокаиваясь. — Целительницам, принесшим военную присягу, запрещено выходить замуж.

— Закон можно и поменять. И даже не можно, а нужно уже давно. Я уверен, что руки у повелителя до него не дошли лишь потому, что никто не жаловался.

— А чего жаловаться? Заводить отношения и рожать детей нам не запрещено, и это хорошо…

— Чего уж хорошего? — тут же помрачнел командир. — Растут мальчишки да девчонки, на которых глупые соседи косятся, сплетни распускают. А матери унизительную проверку при свидетелях проходят, гарантирующую, что не наблудили дитя на стороне. Отцам тоже забот прибавляется: признавать свое чадо перед всем родом, бумаг кучу подписывать, оформляя доли в наследстве. Морока одна! Нет, давно порядок пора в этом деле навести.

Он помолчал, поглаживая Хельгу по коротким темным волосам с вкраплениями седины.

— Знаешь, за эти два