Институт находился в центре посёлка и был окружён жилыми домами, школами, ПТУ, столовыми и крупными магазинами; на большой территории размещались здания факультетов. Институт быстро разрастался, учебных площадей не хватало, поэтому планировалось окончить строительство главного учебно-административного корпуса, кирпичная коробка которого была возведена, но работы приостановлены.

Познакомился с коллективом кафедры ТСП; занимала она маленькую комнатку, тесно заставленную письменными столами, а некоторые из них были на двоих преподавателей, работавших в дневную и вечернюю смену; к.т.н. было всего двое, Полевский и Алексеева, но и она через полгода уехала в Москву; опытных преподавателей было всего трое, остальные – молодые специалисты, прибывшие недавно из Иркутска; через полгода они уволились и вернулись домой. Мне приходилось привыкать к новой обстановке, к совершенно новым порядкам; предстояло читать лекционный курс ПГС, вести курсовое и дипломное проектирование; я заранее знал, что меня ждёт такая же работа, что и в РИСИ, поэтому привёз из Ростова полный чемодан всех необходимых для учебного процесса материалов. Не представлял я тогда, что мне суждено было прожить в Братске целых 12 лет, с 1983 по 1995 год!

Через десять дней меня поселили в 9-этажном новом общежитии в комнате на седьмом этаже; впрочем, это была настоящая однокомнатная квартира: большая комната с балконом, кухня с хорошей электропечью, ванная комната с душем, туалет, небольшая прихожая. Мне понравилось, за несколько дней с помощью проректора по АХО Потаповой я обзавёлся необходимой мебелью; в универмаге «Пурсей» (так назывался затопленный теперь мыс на берегу Братского моря) купил необходимые вещи для жилья, особенно для кухни; надо было готовить еду, и я купил вместе с разной утварью детский горшок, почему? Дело в том, что в отличие от кастрюль, горшок на заводе покрывают утолщённой и более качественной эмалью; это немаловажно, когда в нём что-то пригорает и надо его потом очищать, когда приехали Галя с Сашей и увидели на плите горшок – это вызвало гомерический хохот.

Обедал я в столовой, завтракал и ужинал дома; в первое посещение столовой обратил внимание, что все блюда были с изрядным количеством чеснока, в зале стоял «приятный» чесночный запах; а то, что на занятиях от преподавателя и студентов пахло чесноком, никого не смущало, зато люди не болели гриппом; еда была разнообразной, недорогой и вкусной – заслуга работников ОРСа Братскгэсстроя. Хочется отметить, что БГС относился к нуждам института с пониманием, ведь у нас учились многие дети оттуда. Холодильника у меня не было, да и он не нужен был вплоть до июня, поскольку ночью было морозно, использовал балкон. Снабжение Братска продуктами было не сравнимо с Ростовом, почти рай: в магазинах всегда имелось несколько видов колбас, куры голландские и французские, утки, свежие мясо и фарш, масло крестьянское и т.п.; в овощных магазинах – свежие овощи и соки; всё это без огромных ростовских очередей и по государственным ценам, ведь рынка здесь ещё не было; снабженцы ОРСа старались обеспечивать горожан всем необходимым; обо этом я писал Гале в Ростов и сообщил, что устроился нормально, а квартиру обещают дать к лету.

Теперь, когда я быстро наладил элементарный быт, основное моё время занимали подготовка к занятиям и сами занятия со студентами 3 и 4 курсов. На первой лекции, пока я широкими шагами подходил к кафедре, студенты, естественно, успели заметить и оценить мой костюм до последней пуговицы; состоялось знакомство: я представился слушателям, кратко рассказал о своём жизненном пути и работе на строительстве Братского ЛПК; сделал перекличку, узнал в каком районе сильно этого разбросанного города, кто живёт, кто местный и кто иногородний. Считаю, что такое знакомство с преподавателем важно для студентов; завкафедрой одобрил, решил сохранить хорошую традицию, которой раньше не было. По вечерам допоздна писал конспекты и методические указания к двум курсовым проектам (нулевой цикл и монтаж), поскольку надо было учитывать особенности требований, а они в разных институтах разные. Учебной нагрузкой меня загрузили плотно в помощь коллегам, но я к этому привык; главное, отношение ко мне преподавателей и работников института было самое благожелательное; иной раз, как дурной сон, вспоминалась обстановка на кафедре в РИСИ при Векслере, и малейшее напоминание о пережитом вызывало мучительное чувство. Напомню, в предыдущей главе я писал, что распростился с Ростовом без сожаления, поскольку жизнь последних дух лет из-за распрей на кафедре была несносной; здесь уместно напомнить читателю мысль великого Гёте: «… смысл жизни в том, чтобы жить. Как просто и как мудро! Жить, чтобы созидать, чтобы творить. Жизнь коротка. И надо спешить, чтобы успеть сделать как можно больше. А для этого нужно главное – достаточно времени».

Я был доволен, что переехал в Братск; покинув Ростов, стал свободным человеком; ведь по жизни я всегда был «избалован» свободой, мне была дорога личная свобода; и теперь дверь в новую жизнь отворилась: продуктивно и с удовольствием теперь занимался делом, полезным людям; единственно, скучал без семьи, но уходил от этого, работая по многу часов. В погожие выходные дни любил в одиночестве посидеть на берегу Братского моря, поразмышлять; понимал, что надо как можно скорее собрать обломки в своём сердце и возвести новый дом на руинах. В тишине вспоминались стихи поэта серебряного века Бенедиктова:

Стихнул ропот непогоды,

Тишины незримый дух

Спеленал морские воды,

И, как ложа мягкий пух,

Зыбь легла легко и ровно,

Без следа протекших бурь. –

И поникла в ней любовно

Неба ясная лазурь.

Иногда вечером перед сном одолевали грустные мысли: у каждого человека, кто бы он ни был, есть священное право на одиночество, и он должен дорожить этим правом, любить время от времени уединяться, побродить одному; человеку и в самом деле нужно драгоценное одиночество; но теперь, очутившись в отдельной комнате общежития, не имея знакомых, я узнал, что одиночество вынужденное (насильственное) может стать таким страшным наказанием – оно мучительно, когда хочется перекинуться словом с кем-нибудь, слышать, что рядом дышит человек, даже если человек тебе совсем чужой; телевизора у меня не было, несколько выручало радио (транзистор): узнавал новости, но, главное, – слушал трансляции опер Большого театра, лучших концертов из самых знаменитых залов; тогда на радио ещё работали по-настоящему высококультурные люди, которые читали отрывки из классических произведений; я лежал на койке, уперев руку в стену, будто хотел оттолкнуться от безмолвной стены, оттолкнуться от яви, от невесёлых мыслей, засыпая, подумал: ах, если бы я уставал физически! Работа привела бы за собой аппетит и крепкий сон.

Однажды в профкоме узнал, что возле посёлка