Переступив порог «Белого лебедя», я словно оказался в центре огромного костра. Свечи и лампы свисали с потолка, горели во всех углах, возвышались в огромных потеках воска на столах. В конце длинного зала с низкими потолками в здоровенном камине трещали поленья. Мясо и птица жарились на противнях или свисали с медленно вращающихся вертелов перед огнем, весело кипели чайники. Я так долго болтался в мире холода и теней, что мои чувства здорово притупились. Вырезанный из жести лебедь над входом и свет внутри смешались воедино, и я на секунду даже решил, что угодил в объятия этой гигантской птицы, перья которой — языки огня, но они не обжигают, а лишь мягко ласкают лицо своими прикосновениями. Вернувшись наконец к реальности, я приблизился к камину и встал возле него как статуя, уставившись на пламя.

Потом оглянулся по сторонам, испугавшись, что полностью утратил осторожность, но, кажется, никто на меня не смотрел. Подумаешь, явился еще один посетитель, стоит себе, греется у огня, прежде чем заказать еду и выпивку. В конце концов, именно посетителем я и был, хотя бы частично. И, не глядя больше ни направо, ни налево, я подошел к стойке и положил на нее свой флорин.

— Что угодно заказать? — спросил хозяин таверны — высокий и грузный, с круглым лицом и изуродованным носом, свернутым на сторону так, что кончик смотрел в левое ухо. Но, невзирая на пугающий вид, глаза его смотрели вполне дружелюбно, и я решил, что ему, видимо, можно довериться. Однако не сразу. Я заказал кружку пива и мгновенно ополовинил ее, едва она оказалась у меня в руках. Пиво еще хранило прохладу подвала, было легкое и ароматное. Я не пил крепкого пива с той ночи в «Посохе епископа», но здешнее отнюдь не походило на тамошний напиток, истинный эликсир жизни. Скорее его вкус напоминал воду из ручья на вересковых пустошах, долго струившуюся по корням дубов и через заросли мха. Я прикончил кружку и заказал еще одну.

А потом еще. Затем спросил чего-нибудь поесть, и мне принесли оловянное блюдо жареного мяса и ломоть хлеба, чтобы собирать мясную подливку. К этому времени меня уже начало отпускать напряжение, да и как иначе — еда и выпивка, особенно выпивка, другого результата и иметь-то не могли. Огонь, вспыхнувший в крови, когда я увидел совокупляющуюся парочку, по-прежнему пылал в жилах, и я начал осматриваться по сторонам. Понятия не имею, кого я там пытался углядеть. Зал был полон народу. Множество мужчин, скорее всего моряков, судя по их одежде, а также купцов и торговцев, к тому же небедных. В общем шуме слышались иностранные слова, которые я не понимал. Мелькали в толпе и темнокожие лица, и бледные, лохматые черные бороды и светлые кудри. Там и сям шныряли женщины. Как я понял, шлюхи, если судить по их ярким одеждам и пьяному смеху, а также по тому, как они увивались вокруг мужиков. Но некоторые были совсем молодые и симпатичные, и мысль, что я тут обычный посетитель, не более, заставила меня перестать осматриваться и обратиться к своему пиву. «Похоть», — думал я, катая во рту это чувственное словцо. Как все-таки замечательна религиозная жизнь, дающая людям прекрасные слова и выражения для описания вещей и явлений, которые они никогда не смогут испытать лично. «Ну что ж, — думал я, — теперь я свободен и могу обратить эти слова в действия, но маловероятно, что проживу достаточно долго». Мысль о поисках спасения неотступно сидела в голове, поэтому я решил, что понапрасну теряю время.

Я обернулся к хозяину, поймал его взгляд и махнул рукой.

— Еще пива, мой мальчик? — спросил он. Мне пришло в голову, что ему, наверное, не слишком часто приходится обслуживать деревенских парней, расплачивающихся серебряными флоринами, но он ведет себя со мной так же, как и с другими клиентами заведения. Вот тогда я и решил, что могу ему довериться, хотя у меня был не слишком большой выбор в этом отношении.

— Да, пожалуйста. Но чуть позже, — сказал я. — А пока вот что. Я разыскиваю одного приятеля. Может быть, вы знаете сьёра Жана де Соля?

Если он и удивился, то никак этого не выказал, хотя мне почудилось, что в его глазах мелькнула тень настороженности, а изуродованный нос тут же стал похож на клюв коршуна.

— Может быть, — кивнул он и отвернулся, чтобы обслужить еще одного клиента. Ну вот, я открыл свои карты, и мне сразу стало страшно. Что теперь? Видимо, придется подождать и посмотреть. Я поблагодарил хозяина, когда он принес мне еще кружку пива, но его молчание и острый взгляд волновали меня все сильнее.

Следующие несколько минут прошли в сплошных мучениях. Я быстро пил пиво, хотя напряжение сводило желудок, наконец-то наполнившийся пищей, сжимая его, словно здоровенной ручищей. Меня даже затошнило. Кружка наконец опустела, и я подал знак хозяину, что хочу расплатиться. Он удивленно склонил голову набок и уже собрался было что-то сказать, но потом пожал плечами, взял мой флорин, вытащил из-под стойки огромные железные ножницы, быстро разрезал монету на четыре части, три из которых вернул мне. Поворачиваясь спиной к стойке, я ощутил на себе его взгляд и обернулся, но напрасно — я оставался всего лишь одним из посетителей, как и прежде. И я пошел к двери, лавируя между столами. И почти достиг ее, когда передо мной вдруг возник высокий человек, преградив путь, и легко положил мне руку на грудь.

— У тебя, кажется, есть дело к Жану де Солю, — сказал он. Это был не вопрос, а утверждение. В низком голосе звучал иностранный акцент.

Я чуть не начал отпираться и уже собрался отпрыгнуть в сторону от этого незнакомца, когда увидел, что выражение его загорелого лица хотя и серьезное, но вовсе не угрожающее. В нашу сторону повернулось несколько голов. И было совершенно ясно, что рука незнакомца, видимо, уже нащупала реликвию у меня под рубашкой. Я судорожно глотнул и прохрипел:

— Истинно так.

Он тут же улыбнулся. Хорошая улыбка.

— Иди за мной, — пригласил он и, не дожидаясь ответа, пошел, перешагивая через лужи пролитого пива и вытянутые ноги. Я последовал за ним к двери, которую раньше не заметил — в тени, рядом с камином. За дверью оказалась лестница, ведущая к длинному узкому коридору со множеством комнат по обеим сторонам, который тянулся, кажется, через весь дом. Мужчина остановился перед одной из них, второй слева, стукнул один раз и что-то пробормотал в замочную скважину. Дверь распахнулась, и меня пригласили внутрь вежливым, чуть насмешливым жестом.

Комната оказалась больше, чем я предполагал. Основную ее часть занимала колоссальных размеров кровать с резными столбиками и тяжелым балдахином из некогда богато расшитой ткани, которая явно знавала лучшие времена и неисчислимые полчища моли. В углу в высоком подсвечнике горело несколько свечей. У разбитого окна стоял низкий столик, возле него спиной к двери сидел человек. Кажется, он что-то писал в большой книге. Еще один мужчина, тот, что впустил нас, встал рядом с кроватью. Я заметил, что у него на поясе висит короткий меч, а рука лежит на рукояти, хотя он и улыбается. Он тоже сделал мне приглашающий жест, полный насмешливой вежливости, указывая на фигуру у стола. Не зная, что еще делать, я вошел в комнату и поклонился сидящему за столом мужчине самым вежливым образом. Потом кашлянул, прочищая глотку. Позади меня щелкнул замок.