– Три. Одна в центре, на Остоженке, я тебе говорила, а две другие…

– Вот и действуй. Расписываться научилась?

– Да. У нее очень простая роспись, элементарная…

– Ты должна это делать легко, понимаешь? Словно ты пятьдесят лет только и делала, что расписывалась за нее… Словно ты – она.

– А если меня кто-нибудь узнает?

– Ты всегда знаешь, что я тебя жду. Ничего не бойся. Главное, что ты похоронила ее по-человечески, сделала ей могилу. Ты же не убивала ее!

– Но все равно, с ней что-то случилось… Вот, смотри… Этот альбом… Когда я пришла к ней в комнату, она прижимала его к груди.

Я положила на стол альбом с репродукциями американского художника Оскара Осборна.

Отец принялся его листать.

– Талантливо, – сказал он. – Только эти драконы, эти страшные чудовища… Быть может, там, в Америке, это сейчас модно и высоко ценится? Посмотри, какая дорогая бумага… какая полиграфия! Но я не думаю, что этот альбом как-то связан со смертью Эльвиры. Да и женщина та… Мало ли в санатории женщин? Просто прошла мимо ее комнаты, и все.

– А духи? В комнате Эльвиры пахло ее духами…

– Это тебе показалось. Ты была напугана. Ты и без того была неспокойна, ведь так?

– Послушай, говорю же тебе – она пережила какое-то потрясение… сильное… сильнейшее! И я еще выясню, что случилось, пороюсь в ее документах, фотографиях… Думаю, что если я увижу фотографию этой женщины, то пойму, кто она такая и кем ей приходилась…

– Ну, хорошо… Только зачем тебе это?

– Ты не понимаешь… Я хотела с ней подружиться, я не планировала ничего такого… Просто пощекотала себе нервы, примерила на себя чужую жизнь.

– Примерила, а теперь надевай и живи. Ей, бедной, ты уже все равно ничем не поможешь. И запомни – это не ты, а ее покойный муж причинил ей боль. Она и умерла из-за него. Она же сама рассказывала об его изменах. Вот так…

В эту минуту из альбома вылетела открытка. Точнее, часть листа, обрезанного по размеру обычной почтовой открытки. И на нем – детский рисунок. Девочка в клетчатом платьице, а рядом – рыжая большая собака и подписано: «Катя С. и Джек».

На обратной стороне самодельной открытки – пусто.

– И кто у нас Катя С.? – спросила я.

– Я сам этим займусь, – сказал папа. – А ты запишись к парикмахеру, сделай себе завивку… Действуй, пока не нашли тело, поняла? Потом заметешь следы…

– Катя С. Да нет, папа, я сама этим займусь…

Мне везло фантастически!

Норкина хранила в своем кошельке вкладыши с номерами банковских карт. Это было неслыханно, легкомысленно и глупо! Однако это тоже были знаки!

Я часами выводила ее подпись, долго и упорно тренировалась, чтобы делать это с лету, воздушно…

Я жила в ее квартире, но старалась лишний раз не выходить из нее. Разве что съездила на встречу с риелтором. Мы поговорили, определились с ценой. Квартира на Остоженке стоила больших денег. Покупатели нашлись уже через неделю, спустя месяц были проданы и остальные квартиры Эльвиры Андреевны. И ни одна душа к ней за все это время не зашла, не позвонила. И это тоже были знаки. Плюсы. Хотя я каждую минуту ждала звонка, появления кого-нибудь из ее окружения. Но нет, похоже, она никому не была нужна. Ни подруг, ни родственников, никого!

Из бумаг, которые я нашла в ее квартире и которые изучила, я знала, что у нее есть родственники, вернее, родственники ее покойного мужа, проживающие в Екатеринбурге. Брат Евгения Борисовича Норкина – Александр Борисович Горелов, его жена Маргарита Васильевна Горелова и сын, Григорий Александрович Горелов. Но судя по датам на штемпелях поздравительных открыток с дежурным текстом, их переписка уже давно сошла на нет… В последних письмах Гореловых Маргарита сообщала, что они с мужем болеют, что муж очень плохо передвигается, что же касается их взрослого сына, то он работает в Норвегии, на рыболовецком траулере. Они вряд ли в скором времени навестят свою родственницу – вот он, еще один знак!

Я открыла валютный счет в банке, куда мне и поступили деньги за проданные квартиры. И спустя примерно месяц я купила себе квартиру на Патриарших прудах. Я очень хорошо помню то время, я не ходила, а летала. Как привидение, как призрак Норкиной… Правда, к тому времени, как я купила квартиру в Козихинском переулке, я радикально изменила свою внешность, то есть стала собой. Шатенка со стройной фигурой, на невысоких тоненьких каблучках. Я начала новую жизнь, и она мне нравилась.

Отцу я подарила квартиру на Маяковке, на улице Фадеева. Это было вложение денег, а отец продолжал жить за городом, в своем доме. Он развел кур и осенью мочил в бочках антоновские яблоки. Думаю, что в то время он был горд тем, что не отправил меня учиться в университет, а посоветовал стать рядовым почтальоном.

Хотя разве в почтальонстве было дело? Это были знаки, знаки, и больше ничего…

Ах да… я нашла фотографию той женщины, аромат духов которой так долго не давал мне покоя… И связала ее появление в санатории с Эльвирой и альбомом Осборна… Вернее, это сама жизнь связала их всех крепким узлом…

Тишина окутала мои плечи, как плотной шалью. Я сидела в комнате, сигарета уже давно погасла…

Я ждала пробуждения. Вот сейчас, думала я, открою глаза и увижу себя в спальне с занавешенным черной материей зеркалом… Нет, Элю я больше не увижу, с этими болезненными фантазиями покончено. Я знаю, что ее больше нет. Но тот факт, что я стала ее наследницей, казался мне нереальным, из разряда снов. Быть может, это все-таки ошибка, и сейчас мне позвонят и скажут, мол, Наташа, дорогая, заверни свою губу и продолжай жить в реальном мире. Ищи себе работу, квартиру, словом, устраивайся в этой жизни уже без Эли. И радуйся, что прибрала к рукам то, что успела взять в Лазаревском. Да и обналичить деньги не мешало бы. Вот прямо сейчас!

Теперь Эля. Вернее, предположение, что она – это не она, а совсем другой человек. Я бы могла, конечно, поделиться с посетительницами-адвокатами своими прежними подозрениями, поскольку и мне раньше казалось, что Эльвира Андреевна как-то уж очень радикально поступила с памятью о своем покойном муже. Однако, с другой стороны, муж действительно был, я же проверяла! А чтобы мое поведение не вызывало подозрений и свидетельствовало о моем желании помочь следствию, я рассказала им о своей знакомой из загса, которая помогла мне узнать кое-что о муже Эли. Да и вообще, какая теперь разница, кем она была на самом деле, если я – ее законная наследница! И хоть бы это не оказалось ошибкой, хоть бы!

Я докурила, вымыла пепельницу, переоделась в светлую летнюю одежду, чтобы не пугать траурными красками окружающих, и уже собралась отправиться в банк, чтобы начать потихоньку обналичивать деньги, благо карт у меня было много и я знала все пин-коды, как позвонили. В дверь. Ну вот, подумала я, сказка и кончилась.