(Финал повествования точно соотносился с началом, сюжет был выверен филигранно, неужели Нина подготовила и отрепетировала рассказ? Мы с Е.Малышевой вновь оценили.)

– Если в чем-то можно быть уверенным, – закончила Нина. – То я доверяла Косте абсолютно, он не был способен на зло.

– Почему же тогда его убили? – вопрос выскочил у меня непроизвольно, видит Бог, такого я не планировала.

Однако Нина не удивилась, а после некоторого размышления добросовестно ответила, точнее выговорила вторую часть рассказа.

– Не обязательно нести зло самому, можно его притягивать, даже провоцировать, – обстоятельно объяснила она. – Бедный Костя всегда был очень уязвим в одном пункте, он почитал абстрактные идеи непреложным фактом бытия. И был уверен, что добро и правду можно объяснить и нести в реальную жизнь, что рано или поздно люди поймут, отвернутся от зла и воссоединятся в разуме и согласии. Обычные заблуждения идеалиста, вполне безвредные для заштатного инженера, но, увы, пагубные для человека с открывшимися возможностями. А большие деньги и удача в бизнесе ужасным образом подействовали на Костю, к нему пришла уверенность, что теперь он может сделать что-то для всех людей в мире, а уж про отечество и говорить нечего. Для России у него появились вполне конкретные планы. Грешно смеяться над мёртвыми, я была очень привязана к Косте, но и сейчас не могу без усмешки вспомнить его рассуждения, как принести в Россию согласие и благоденствие. Особенно после октябрьских событий, они его просто ушибли, слова «раскол в обществе» он говорил почти со слезами и принимался мечтать, как соединить всех обратно. Чувствовал вину перед обездоленными, ужасался бездушием власти, терзался своей беспомощностью – весь букет, как видите. Вскоре из терзаний возник проект. Давайте, Катя, договоримся сразу, вы мне поверите и не станете выяснять у меня, насколько я правдива. Все штучки я знаю наизусть, не будем терять на них силы и время. Так вот, скажу сразу, что я не в курсе проекта, просто знаю, что он вроде бы был. Насколько я поняла, в деловой жизни Костя представлял его, как рискованную, но перспективную сделку. Сам Костя относился к проекту, как Раскольников к своему, одновременно не очень верил, что может осуществить, но неодолимая сила вела беднягу к воплощению, к действиям, вроде бы разумным и последовательным. В целом дело шло к идее о примирении России. Каким способом Костя задумал это сделать, я не представляла, но результат – как видите… Киллер, только с пистолетом, а не с топором.

(Вторая серия откровений о покойном друге Косте вышла у Нины ничуть не хуже первой, с зерном и образами, почти по системе Станиславского. Е.М.)

– Все же, Нина, вы не могли не догадаться, хоть на капельку, из какой области проект, – польстила я, но не бессовестно, а беспомощно, такого в списке не было.

– Это конкретный вопрос и вполне правомерный, – спокойно согласилась Нина. – Если кому-то надо знать, почему погиб Костя, то следует начать именно с этого. Пожалуйста. В последние полгода Костя стал увлекаться рекламой, причем во всех смыслах, читал книги, проводил околонаучные семинары за счет своего предприятия.

– А мне говорили об искусстве, – не удержалась я.

– Всё в сложном комплексе, реклама, как искусство, и искусство, как реклама, – тяжело вздохнула Нина.

Я хотела попросить разъяснений, но затруднилась даже сформулировать, Нина меня явно переигрывала.

– Все тот же проклятый Платон, учение об идеях, – Нина Уланская поняла моё недоумение и сжалилась. – В воздухе витает некая духовная субстанция, а в бренном мире существуют её отражения и воплощения, их надо поймать и склеить так, чтобы они напоминали идеальный порядок вещей, но идея все равно изначальна.

– Учение Дарвина всесильно, потому что оно верно или наоборот, – я не удержалась и перевела платоновские построения на доступный язык.

– Примерно так, извините, Катя, ради Бога, – спохватилась Нина. – Так вот, идея о тождестве рекламы и искусства получила у Кости конкретное воплощение. Он что-то устраивал, смотрел, занимался, выглядело это как безобидное хобби, причуда миллионера. Какое это имело отношение к главному проекту, мне сказать трудно, скорее всего, косвенное, а, может быть, никакого.

– А что вы знаете о его планах на отдых? – вдруг задался сам собой главный вопрос, обведенный рамочкой.

(Боюсь, что платоновское учение об идеях подействовало на меня худо.)

– Если вы позволите, Катя, то я сначала отмечу, что этот вопрос идёт по третьему заходу, – Нина нисколько не удивилась, но внесла комментарий. – Сначала Костин помощник, Слава Кобрин, потом следователь, дотошный, хотя и вежливый господин, а теперь вы. У вас, как я поняла, вольное расследование по поручению Костиных влиятельных друзей, но всех занимает именно это.

– Вчера я беседовала с Ириной Корсаковой, это и её занимает, – проговорила я в каком-то трансе, видно случайная змеиная фамилия навела ассоциацию.

– Я, честно говоря, не вижу причинно-следственных связей, – признала Нина. – Однако если все дружно интересуются, то, скорее всего, имеют основания. За неделю до смерти Костя сказал, что решил посетить легендарный остров Крит, побродить по древнему лабиринту, посмотреть на виноцветное море, привести в порядок нервы и мысли. Всего на восемь дней и семь ночей, он уже заказал тур. Вам я скажу то, о чём не упоминала оба предыдущие раза, Костя приглашал меня, но без ребёнка, без Дарюши, и я отказалась. Дарюша изучает древние цивилизации, ей было бы интересно, а мне не слишком. Костя не обиделся, он понял. Ему действительно пора было уехать и отдохнуть от всех, включая меня. Если вы думаете рассмотреть отдых на море в плане проекта, то скорее всего, сделаете ошибку. Костя подчеркивал, что выбрал Крит потому, что там минимум соотечественников, и позаботился о том, чтобы в отеле не было никого из них.

– Вы полагаете, что он просто хотел удалиться на природу и в уединении что-то обдумать? – уточнила я.

– Других предположений у меня нету, насколько я знаю Костю, – согласилась Нина. – Его личная жизнь проходила под присмотром той девушки с телевидения. Если он нашел себе новую подругу, то вряд ли пригласил бы меня, так что я не знаю.

– Извините, Нина, если я была бестактна, – таков оказался финал собеседования с Ниной Уланской.

4

– Ну не так уж скудно, в этой куче мусора ты тоже порылась основательно, – непочтительно заключил Валька тем же вечером, прослушав донесение тайного диктофона с моими сопроводительными записками. – Не зря я ждал у метро и искусал локти от нетерпения, гадая, какие черти и куда тебя взяли. А ты разумно сделала бросок в сторону, калякала с бабушками о юношеских годах героя. Прими восхищение, это сыск с большой буквы, у меня ничего такого нету, спасибо, учтем. Главное, что выявила за дымовыми завесами конкретный кусочек информации: про папу-пьяницу, маму-заботницу, сына-праведника. Корни родового древа я сам прокопаю, мерси.

– Нет, Отче Валечка, не утешай, – пожаловалась я. – Сама вижу, что этот визит я прошляпила. Девушка Нина меня достала, сделала, как ребенка, говорила, что хотела и напоследок сказала «оревуар».