что спел нам песню о Ленине, «Магаданскую сторонку».

Вадим Козин и Михаил Шуфутинский. Магадан, 1993

Такой патриотический репертуар. А потом я ему говорю: «А что у вас в этих тетрадях?» Я знал, что он собирает некрологи, которые печатают в газетах, и вклеивает их в тетрадки. Так вот, Вадим Алексеевич Козин коллекционировал некрологи. Вторая встреча произошла во время моих гастролей в 1990 году. Конечно, он меня не узнал, ему было много лет, под девяносто, наверное. Он жил в другом доме, но тоже без лифта, на пятом или шестом этаже. Там было две квартиры. В одной из них жила его сестра, которая за ним ухаживала, а вторая, двухкомнатная, была его творческим салоном[35]. В комнате стоял красный рояль, подаренный ему Кобзоном. Мы с ним играли на нем, пели вместе. Жаль, никто не снимал это на пленку…

♦ Борис Носовский[36]:

Июнь 1985 года. В Магадан я приехал на гастроли с театром из Комсомольска-на-Амуре. Из аэропорта в город автобус вез по Колымскому тракту. Я невольно вспомнил все, что знал о Колыме, и о дороге, что построена, как говорили, на костях заключенных, и песню «Запомнил я Ванинский порт». Но никак не мог предположить, что в этом суровом (во всех отношениях) крае я встречу Вадима Алексеевича. Нас познакомили в магаданском отделении театрального общества.

Через несколько дней наших гастролей мы случайно встретились на улице. Поговорили. Не знаю, чем было вызвано такое теплое отношение ко мне, только мы с женой получили приглашение прийти к нему домой в гости. Вот мы и пришли в однокомнатную «хрущевку», в которой последние сорок лет жил один из самых известных эстрадных певцов России. Вадим Алексеевич выглядел очень элегантно: белая рубашка, галстук и, главное, красивый меховой жилет (кажется, из нерпы). На столе было приготовлено роскошное чаепитие. Вадим Алексеевич рассказал, что как раз получил посылку из Москвы от своих поклонниц. Московские сладости, полки с книгами, стеллажи с газетными вырезками, фортепиано, старый проигрыватель, игрушечные кошки и кошечки, кошки на рисунках, фото да еще три кошки, бегающие по дому, с которыми хозяин был так любезен (о кошках он мог говорить долго)… Всё это моментально стало своим, давно знакомым, по-домашнему приветливым и теплым. И, что самое главное, отсутствие какой-либо позы, апломба, деланной простоты и снисходительности величия. Рядом с нами был человек, для которого необходимо было общение с почти незнакомыми людьми. Позже я узнал, что отзывчивость и жажда общения были главными в жизни этой удивительной личности. Мы знакомились с фотографиями тех, кто, будучи в Магадане, навещал В. Козина: Е. Евтушенко, О. Лундстрема, Б. Штоколова, Г. Жженова, С. Юрского, артистов Театра сатиры. Я знал, что каждый человек, приезжавший в Магадан, считал своим долгом и честью встретиться с выдающимся артистом.

Вадим Алексеевич был в хорошем настроении, ему сообщили, что в США вышел большой диск с его песнями. Естественно, от чаепития перешли к музыке. Мы попросили Вадима Алексеевича спеть «Осень». Он сел за фортепиано и спел под собственный аккомпанемент. Я спросил, сочиняет ли он сейчас. Козин ответил утвердительно и спел один из романсов, сочиненных недавно, кажется, на стихи поэта Дементьева. Мне тогда показалось, что есть какое-то несоответствие между стихами и музыкальными интонациями романса, но вслух не сказал. Не потому, что боялся обидеть автора. Я был поражен красотой и тембром голоса Козина. Это завораживало, вызывало такой восторг – словами, пожалуй, совру, это надо слышать и чувствовать. Как будто бы ему еще не исполнилось 80 лет. Козин обладал необычным по красоте голосом, в котором слышались и русская удаль, и щемящая цыганская тоска.

Потом Вадим Алексеевич попросил меня сыграть что-нибудь свое. Не помню, что именно я играл и пел, помню, что по настроению мне хотелось спеть что-то грустное, про любовь и разлуку.

В тот вечер мы много смеялись. Козин рассказал эпизод, благодаря которому он переехал в Москву. Певец со стажем Никифоров, с которым Козин вместе работал в Ленинграде, получал такую же зарплату, как и молодой певец. Недовольный этим фактом, Никифоров потребовал у дирекции повысить ставку, иначе он уволится. Ему повысили ставку. Козин решил последовать примеру коллеги и написал такое же заявление. Его уволили. После этого ничего не оставалось делать, как собрать вещи и уехать в поисках удачи в Москву.

В Москве в ЦПКиО руководителем оркестра работал Аркадий Покрасс, который раньше знал Козина. Он рекомендовал молодого певца с чарующим голосом директору парка. Вадима Алексеевича приняли. На следующий вечер Козин вышел на сцену Зеленого театра. Он исполнил «Калитку» и «Меж высоких хлебов» – красивые русские песни, редко исполнявшиеся в концертах и потому мало знакомые столичной публике. Успех превзошел все ожидания. Вскоре Козин начал петь сольные концерты: без микрофона и усилений техники он исполнял до сорока песен за вечер.

Вадим Алексеевич извинился, набрал по телефону чей-то номер. Дозвонился, попросил кого-то прийти сейчас же к нему с фотоаппаратом, так как у него в гостях удивительно хорошие люди. Без сомнения, мы взаимно понравились друг другу, хотя в оценках и мнениях сходились не во всем (говорят, что Козин не очень жаловал людей, которые не разделяли его взглядов). Пришел симпатичный мужчина лет тридцати пяти, по фамилии, кажется, Костырин. Как мы поняли, он был одним из ближайших друзей Вадима Алексеевича. Он нас фотографировал, за что ему и сегодня большое спасибо, иначе не было бы таких дорогих для нашей семьи снимков. Как-то после спектакля мы провожали чету Костыриных домой. Они указали нам на одно здание:

– Вот здесь, на втором этаже, третье окно от угла, сидел Вадим Алексеевич. Только вы не останавливайтесь, – они почему-то попросили, чтобы мы открыто не проявляли своего любопытства.

В этот вечер Вадим Алексеевич не сетовал на свою судьбу, не обвинял тех, по чьей вине он попал в Маглаг. Больше рассказывал о своих концертах, переполненных залах, курьезных случаях.

Поздно вечером мы уходили от Вадима Алексеевича. А уходить не хотелось. Для наших детишек (они остались в гостинице) Вадим Алексеевич передал сладости и красивый пакет супа с шампиньонами (в Магадане это был редкий деликатес).

Мы договорились о встрече. Вадим Алексеевич записал свои координаты (прямо на ходу) на бумажной салфетке. К сожалению, больше нам не посчастливилось встретиться с Козиным, так как внезапно пришлось уехать с гастролей на несколько дней раньше.

♦ Эдуард Асадов[37]:

В сталинские годы он был репрессирован по идиотскому