— Ушли бы вы, — продолжал настаивать доктор.

— Уйдем вместе, — закончил спор командир.

Вытащил два кругляшка «лимонок», положил на бруствер рядом с Иваном. То же самое проделал Туманов. Посмотрели друг на друга — на всякий случай попрощались. Что-то говорить посчитали излишним, однако перед тем, как разойтись, пограничник заговорчески подмигнул доктору:

— А я понял, какой памятник надо делать. Ласточка вылетает из круга, и крепится к нему одним крылом. Тогда сохранится чувство полета. А?

— Да, — сразу согласился Волонихин, забыв, что совсем недавно отказался от идеи.

— Мы все-таки его создадим и поставим. В крайнем случае, у меня на заставе.

Он все еще продолжал думать, что служит…

Мечты прервал совсем близкий лай собаки и поставленные каким-то настырным учеником новые точки. Заремба и Туманов шмыгнули в разные стороны, принялись охватывать склон с двух сторон, выдвигаясь навстречу погоне. Теснее соприкоснешься — легче убить врага.

Волонихин остался на месте. В дополнение к подарку друзей выложил свои гранаты, пересчитал. Под руку попались грецкие орехи — миниатюрные копии «лимонок». Торопливо снял с одного зеленую кожуру. Складывающимся прикладом автомата прижал орех, заставил его треснуть пополам. Плод оказался незрелым, в бледной оболочке, к тому же сам вываливаться из утробы матери он не хотел, и его пришлось выковыривать ножом.

А вот попробовать деликатес не успел. На поляну, высунув язык, вырвалась огромная черная овчарка. Она замерла на миг, ослепленная пространством и светом, намерилась сделать рывок к совсем близкому чужому запаху, но ее напружинившееся тело, начинающийся прыжок оборвал нож. Он прилетел со стороны Туманова, обернулся вокруг себя несчетное количество раз и, подталкиваемый массивной рукояткой, лезвием вошел овчарке под лопатку.

Собака взвизгнула, враз потеряла упругость и рухнула, судорожно пытаясь лапой достать до раны и выбить дышащий вместе с ней нож.

— Браво, — оценил Волонихин, готовившийся выпустить по овчарке очередь. Это получилось бы не совсем здорово — раскрывать себя преждевременной стрельбой. Враг не должен видеть замах, он обязан получить сразу удар. Желательно нокаутирующий. Чеченцы, обеспокоенные непонятным повизгиванием овчарки, выбежали к ней почти все сразу, гурьбой. Мало, мало их учила война!

В живые тела, в шевелящуюся массу и выпустил весь рожок Волонихин. Заставил упасть живых и мертвых, отбросил обратно в лес запоздавших. Не надеясь до конца на пули, точным дальним броском уложил туда же пару гранат. Пока грохотало и осыпалось, поменял магазин и замер, держа под прицелом поляну. Обойти ее не составляло труда, но по бокам — Заремба и Туманов. Они пока молчат, значит, чеченцы еще приходят в себя, не дергаются.

— Ну, кто следующий? — поторопил их доктор.

Вместо себя боевики послали в разведку пули. Они зароились, зафьютелили, закапываясь рядом в землю, расшибая сослепу лбы о деревья, улетая бесцельно далеко за спину. Иван молчал, выжидая движение. Однако чеченцы что-то закричали: судя по резкому и повелительному тону, вызывая по рации подмогу. Подмога — это хуже, здесь бы с оставшимися справиться.

Рация не понравилась кому-то еще: крик вдруг захлебнулся на полуслове. Чисто интуитивно Волонихин догадался, что это Туманов пустил свой второй нож в связиста. И по тому, какую беспорядочную стрельбу открыли в ответ, понял: угадал. Но с сожалением отметил и другое: стреляли слишком многие. Значит, в первой шеренге рухнули самые бестолковые и нетерпеливые боевики, желавшие отличиться. Бой продолжится с оставшимися — профессионалами, и здесь патроны требуется беречь и беречь. Не говоря уже о том, чтобы востро держать ухо.

— Побережем и подержим, — разговаривал сам с собой Волонихин, оглядывая арсенал.

На бруствере лежало четыре магазина и столько же гранат. Крайняя чуть съехала и поддерживалась какой-то травинкой, но когда Иван попытался уложить ее более надежно, в ответ получил целую порцию достаточно прицельного огня.

— Нельзя так шутить, хлопцы, — вжался в землю. Переполз чуть левее.

В общей суматохе пальбы опытно уловил короткие, в два патрона, чисто профессиональные выстрелы Зарембы и Туманова. Значит, все же затесались волками в курятник, отщелкивают крайних. Надо подсоблять, отвлекать на себя внимание боевиков. Делать вид, что бой ведет он один.

Чуть пострелял, стараясь целить под кроны деревьев. Всем хорош новый автомат, и пуля для войны у него чудо — имея смещенный центр тяжести, уже в полете начинает кувыркаться. И дай ей только преграду, разворотит и изрешетит. Здесь не как встарь, когда после попадания в мизинец пуля отрывала только его и на этом все заканчивалось. Новая способна пойти по всей руке, погулять по телу и с клочьями выйти где-нибудь в животе.

Одно плохо: все эти прелести для боя на открытой местности. В лесу же каждый листок, малая веточка точно так же способны изменить полет пули и увести ее похлеще любого бронежилета в сторону. Чеченцам в этом плане проще, у них в каждом отряде половина боевиков ходит со старыми автоматами. Есть даже с деревянными прикладами. Тяжелее, но уж куда стрелок пустил пулю, туда и дойдет.

— И долго мы так будем прятаться? — пригласил Волонихин в атаку боевиков.

Не шли, выжидали и присматривались. Их пыл охладили стоны раненых.

Волонихин, не слыша и двухпатронных очередей, принялся чаще постреливать сам: наверняка спецназовцы станут прятаться в его очередях. Чем больше сделают они в тылу, тем легче на фронте. И посмотрим, чья возьмет.

Смерти уже не ждал, как несколько минут назад, когда от отчаяния решил остаться на прикрытие.

— Поживем, — цедил он, метаясь по траншее. — И памятник в самом деле поставим. Получите… Ласточка над поверженным вертолетом. Он падает, а она взлетает. В небе должны летать только птицы.

На третьем рожке «сидел» дольше, чем на предыдущих двух. Патроны таяли, землей кидаться потом не будешь. Как там учили командиры-отцы-замполиты: «Первый выстрел мой — и в цель». Где они, цели? Почему притихли, не стреляют? Он приподнял голову, и в ту же секунду острой бритвой полоснуло по щеке. Боль затмила сознание того, что выстрел прозвучал сзади! Обошли?!

Доктор оглянулся и тут же расстрелял одной очередью так оберегаемый магазин — на него бежали бородатые боевики в чалмах. Нет, это были не чеченцы. Скорее всего, сзади подошел один из отрядов мусульманских наемников, не в избытке, но промышлявших в Чечне ненавистью к русским и христианам. Возможно, именно на них выходили по рации, их звали на помощь. И вот они, бородатые и крупные, бежали к своему врагу. Пересоединить магазин Иван не успевал. Смог дотянуться только до гранат и бросить их в бородачей, не останавливавшихся даже под огнем. Три «лимонки» ушли одна за одной, а когда потянулся за четвертой, рука схватила землю. Травинка все же не выдержала веса гранаты, надломилась, и «лимонка» зубцами, как траками, проехав по узкой зеленой спинке, укатилась далеко вниз.