Маляренко, сидя по-турецки на крыше «Волги» и глядя на роскошное звездное небо, призадумался — по всему выходило, что эти тридцать четыре дня были самыми насыщенными и интересными в его жизни, потом он подумал о спящей в салоне автомобиля женщине и решил, что еще и самыми счастливыми.

— Дядь Вань, а как же мы это все обратно потащим? — Димка глядел на кучу разного барахла и был явно испуган открывшейся перспективой. — Здесь же на десять человек — и то много будет!

— Поздравляю, у тебя уже племянник завелся. — Алина с интересом ожидала, как проявивший хомячьи замашки Маляренко выкрутится из этой ситуёвины. По ее прикидкам, мужчины собрали, выкрутили, выломали и оторвали килограммов двести разных железок. А может, и все двести пятьдесят. Это если не считать некоторого количества тряпок и пакета с бутылкой водки, который ей было велено «беречь как зеницу — о, как»!

В отличие от испуганного «племянника» и сомневающейся Алины, Иван чувствовал себя довольным и удовлетворенным и ни секунды не сомневался в успехе предприятия.

— А кто тебе сказал, что мы все это потащим? Сейчас половину заберем. — Димка приободрился, а начальник экспедиции подмигнул подруге. — Остальное — потом. Вернемся в поселок — сюда людей приведешь. Дорогу-то запомнил? Все до последнего винтика вытащить надо. Вот так. А пока иди — снимай крышку багажника.

Димка растерялся.

— Дядь Ваня! Еще и багажник? Тетя Алина, скажите ему!

От неожиданности у «тети» Алины открылся рот.

«О, эта сладкая месть!»

Маляренко в полный голос расхохотался.

— И-раз! Взяли! — Маляренко, впряженный на пару с Димкой в волокушу, подался всем телом вперед. — И еще раз, взяли!

Загруженная барахлом крышка багажника взвизгнула гладким крашеным металлом по торчащему из земли камешку и довольно легко сдвинулась с места. Иван повеселел.

— А ты говорил! Поднажми, «молодой»! За три дня должны дотащить. Или ты куда-то торопишься? — Маляренко прозрачно намекнул на оставленную без присмотра в поселке Светлану, на которую парень давно засматривался.

Димка молча тянул лямку, хотя и было видно, что ему нелегко. Кроме ящика с инструментами и ведра с тряпками, на волокушу погрузили кучу разных предметов, которые водитель как человек, разбирающийся в «железе», открутил от машины в первую очередь. Он еще очень хотел слить бензин, которого, по его прикидкам, оставалось литров десять, но бутылки нужны были для воды. Чтобы во время движения добыча не рассыпалась, Алина пожертвовала куском брезента, на котором она спала, и чехлом от дивана. Замотанный тряпками груз увенчали еще одним увесистым свертком — с парой запеченных кур, добытых прошлым вечером у водопоя. Маляренко, тяжело дыша, немного сбавил темп. Пот заливал глаза, сердце гулко бухало в груди. Рядом пыхтел «молодой». Заканчивался первый километр пути.

Впереди, словно морковка для ослика, рука об руку вышагивали Алина и бутылка водки.

На подходе к пляжу идея с волокушей уже не казалась Ивану такой блестящей. Даже Алина прекратила дразниться своей танцующей походкой и тоже вцепилась в буксировочную ленту. На утрамбованный и ровный песочек пляжа вся троица выползла из последних сил и, побросав лямки, попадала кто куда.

— Дядь Вань, — Димка еле дышал. — Надо серьезно разгружаться. Не утащим.

— Да, милый, что-то ты пожадничал.

Маляренко лежал на спине и, глядя в ультрамарин неба, лихорадочно соображал.

«Принесу мало — хрен знает как встретят. Наобещал с три горы и — на тебе!»

Иван покосился на подругу. По ее лицу было видно, что она думает примерно о том же самом.

«Лодку бы… По морю запросто б доставили…»

Эта мысль заставила Маляренко подскочить.

«Плот! А дерево где взять?»

Иван обернулся — в пределах видимости маячило три кривулины.

«А рубить чем? Топора-то нет — только нож на копье».

Маляренко повернулся и пристально посмотрел на хватающего ртом воздух Димку.

— А ответь-ка мне, мил-человек, — старательно копируя манеру речи и голос покойного дяди Паши, начал он, — а резина на «Волге» деда твоего безкамерная или как?

Оба спутника вздрогнули — получилось слишком похоже. Алина непонимающе и с испугом посмотрела на Ваню, до Дмитрия дошло сразу. Подскочив, словно чертик из табакерки, он ошалело раззявил в улыбке рот и уставился на Ивана:

— Не-а — не бескамерная!

Самым сложным и нудным делом оказалась не раз-бортовка колес, а долгая работа насосом. Штука эта была такая же древняя, как и сам автомобиль, и воздух травила нещадно. Промучившись три часа и сменив друг друга раз десять, мужчины, наконец, накачали все четыре камеры. Запаска, к удивлению самого Димки, была бескамерной. Накрепко связав их лентой и положив сверху крышку багажника, Маляренко получил совершенно роскошный плот, который прекрасно держался на воде. Алина пищала, хлопала в ладоши и висела у Ивана на шее. Димка исполнил пляску австралийского аборигена. День был в самом разгаре, солнце вспомнило, что до зимы далеко, и палило нещадно, но Иван настолько возгордился своей сообразительностью, что не обращал на это никакого внимания. Зато после всей этой нервотрепки очень захотелось покушать, чем путешественники немедленно и занялись.

— Значит, так, — Маляренко обвел недоеденной куриной ногой пляж. — Полчаса купаемся и отдыхаем, потом грузимся и вперед!

Алина радостно взвизгнула и, на ходу раздеваясь, побежала к воде.

Единственное, что омрачало Ивану обратный путь, — это присутствие в их маленькой экспедиции Дмитрия.

Какое же это блаженство — выходной! Маляренко совершенно бессовестным образом проспал утреннюю побудку и завтрак и выполз из палатки после полудня. Поселок был тих и безлюден. Иван почувствовал себя избранным, все на работе — а он тут, прохлаждается! Кстати, где жена? Иван внимательно осмотрелся — никого. Как следует зевнув во всю свою пасть и потянувшись, Маляренко потопал к столовой.

— Доброго утречка! — ехидно донеслось из-за плетня. — Горазд же ты дрыхнуть! — Алина, в фартуке и с поварешкой в руках, вынырнула из кухни: — Есть будешь?

Чмокнув супругу в носик, Иван повалился в кресло.

— Буду!

— Тебя начальство очень просило зайти. Там они, — Алина показала на громаду дома. — Но сначала поешь!

На самом-то деле дом был не так уж и громаден — восемь шагов в ширину и пятнадцать в длину. Но в сравнении с шалашами и палатками, в которых до сих пор жили люди, он казался гигантом. Конек крыши поднялся на высоту аж шести метров! Вспомнив, как он помогал крыть крышу вязанками камыша, Маляренко вздрогнул — работа была жутковатая. Жерди, пошедшие на стропила, были совсем худые и постоянно норовили согнуться под его тяжестью. Про обрешетку, сделанную просто из толстых веток, и говорить нечего. Пару раз Иван лишь чудом не слетел вниз. А вот основной кровельщик, Юра Студент, таки пересчитал ребрами и обрешетку, и сложенные на земле кучи строительного мусора. И теперь он ходил по поселку, слегка скособочившись и баюкая сломанную руку.