– В упорстве и принципах нет ничего плохого, – тихо сказал Михалыч и вышел из кабинета.

С этого момента в Центре гидрометеорологических наблюдений снова начались природные катаклизмы. Боброва шпыняли, гнобили и унижали, используя любую возможность. Для начала его лишили годовой премии, потом в пух и прах разнесли подготовленный им отчет, затем из лаборатории пропал какой-то ценный прибор, и под подозрением оказался, естественно, Михалыч.

Противная сторона в методах и выборе оружия не стеснялась. Михалыч, сцепив зубы, терпел, честно выполняя свою работу. На выпады не отвечал, до оскорблений не опускался, заявления на увольнение не писал. Хоть ты тресни! Закончился январь, подходил к концу февраль, а вожделенная Кириллом Смирновым должность так и не становилась вакантной.

– Лиль, – ошеломленно сказала Маша, выслушав рассказ подруги. – Но ты же не считаешь, что его убили для того, чтобы этот мальчишка мог стать начальником лаборатории? Это же полный бред. Разве за это убивают?

– Конечно, бред, – согласилась Лиля и нацелилась еще на один блин. – Вот только, Машка, за годы службы я убедилась в том, что убивают за любую мелочь. Нет, я, конечно, не верю, что этот самый Кирилл выследил Алексея Михалыча в твоей квартире и убил, чтобы наконец-то стать начальником, но дело в том, что никаких других конфликтов в жизни твоего отчима просто не было. Этот единственный.

– Он был готов поменять работу, – тихо сказала Маша. Тугой ком в горле никак не хотел проглатываться, и она, взяв Лилину кружку, попила немного, чтобы протолкнуть ком внутрь. – В нашу последнюю встречу он сказал, что Аббасов пригласил его на работу в заводскую лабораторию. И он был готов уйти, готов оставить борьбу. Вернее, про борьбу я ничего не знала, он о своих неприятностях, как всегда, ничего не рассказывал, но о том, что думает уволиться, сказал. Понимаешь, к чему я?

– К тому, что он вот-вот и сам бы освободил Смирнову место, – кивнула Лиля. – Но принятое решение он вполне мог держать при себе и ни с кем, кроме тебя, им не делиться.

– Он очень любил свою работу. – Ком в горле снова набух, мешая Маше говорить и дышать. – Мог бесконечно рассказывать про эти их метеорологические и гидрологические станции, авиаметеорологию, агрометеорологию, работу лаборатории. Помнишь, когда мы в школе учились, он организовывал экскурсии на станцию и моему классу, а потом твоему? Там так интересно было. Все эти зонды, приборы для определения силы ветра… Я же даже какое-то время собиралась на метеоролога учиться. Думаю, что если бы мама с Михалычем не развелась, то этим бы и кончилось.

– Не реви, – строго сказала Лиля. – Я все это тебе рассказала не для того, чтобы ты тут ревела на ночь глядя. Я просто хотела, чтобы ты была в курсе, что версию профессионального конфликта следствие отработало, и, хотя конфликт этот, несомненно, был, на повод для убийства он тянет слабо. Так что мы возвращаемся к тому, с чего начали. Либо твой подъезд приглянулся каким-то странным ворам, которые влезают в квартиру, убивают человека и ничего при этом не берут, а потом возвращаются, дают по голове ни в чем не повинному человеку и убегают, опять ничего не взяв. Либо кто-то второй раз пытается попасть именно в твою квартиру, но ему мешают это сделать. В первый раз Алексей Михалыч, во второй – этот твой англичанин, который сейчас спит в кровати Елизаветы Андреевны. Ты мне вот что скажи, подруга, а не может ли он тут у тебя немного пожить?

– Ты блинами объелась? – мрачно спросила Маша. – Как он может тут жить? А главное – зачем?

– Для того, чтобы за тобой присмотреть, дурында, – рассердилась Лиля. – Я бы сама к тебе переехала, но у меня ребенок грудной. А больше же и попросить некого. Ты же у нас волк-одиночка. Парами не ходишь.

Машино одиночество вдруг предстало перед ней в таком ясном и неприглядном свете, что она, не выдержав, все-таки отчаянно заревела. Нет, конечно, она могла попросить девочек с работы, чтобы они пожили у нее какое-то время. Но может ли она рисковать кем-то, если это действительно опасно?

– Я сама справлюсь, – решительно сказала она, перестав реветь. В трудные минуты Мария Листопад умела брать себя в руки. – И Дэниел тут тоже совершенно ни при чем. Нечего его втягивать в наши криминальные разборки! Да и не пугай ты меня, Лилька! Сама знаешь, нет у меня в квартире ничего такого, за чем стоило бы охотиться. Воров и хулиганов ловите уже, чтобы они на мирных граждан не нападали, но снаружи моей квартиры. А внутри я сама уж как-нибудь. Мой дом – моя крепость.

– Ладно, Маш, не журись, прорвемся, – сказала Лиля и встала из-за стола. – Скорее всего, ты права. Просто отчего-то мне неспокойно.

– У тебя послеродовая депрессия, – заявила Маша. – Я читала, она у всех бывает. И проявляется в том числе как раз в повышенной тревожности. Езжай ты к семье, Лилька, а то сама взбаламутилась и меня взбаламутила. Помоги только до полиции информацию о нападении донести. Дэниел официальным путем наотрез отказывается действовать, а я считаю, что это важно. Вдруг на него напал тот же самый человек, что и на Михалыча?

– Да поняла я, не тупая. Не тронут ребята твоего нежного и впечатлительного иностранца. А рассказать я им обязательно все расскажу. Понаблюдаем пару дней, что тут к чему. А он и не заметит, не беспокойся.

Когда Маша уходила на работу, Дэниел Аттвуд еще спал. Немного подумав, будить она его не стала. Выглядел он умиротворенным и спокойным, ровно дышал во сне, не метался по кровати и не стонал, так что Маша решила, что здоровью его ничего не угрожает, а раз так, пусть поспит.

Еще вчера, во время работы над презентацией, он вскользь обмолвился, что по пятницам у него в университете нет лекций. Сегодня как раз была пятница, а это означало, что работу он не проспит, и искать его вряд ли кто-то станет. А если и станут, так телефон, к счастью, не украли. Вот он, лежит на прикроватной тумбочке.

Проблемы бы и вовсе не существовало, если бы, уходя, Маша могла оставить Аттвуду ключ от входной двери, но запасного ключа не было. Нет, он, конечно, был, новенький тяжелый ключ от хитроумного замка, вставленного в надежную бронированную дверь, но связку ключей Маша унесла на работу, чтобы отдать Лиле и Лавре, да и вообще иметь под рукой, на всякий случай. В детстве она пару раз теряла ключи, и, хотя во взрослой жизни с ней ничего подобного ни разу не происходило, страх не попасть в квартиру из-за того, что запасная связка лежит внутри, въелся в кровь так, что и не вытравить. Поэтому, чтобы не волноваться, дубликаты ключей она держала на работе, в ящике стола.

Сейчас, уходя, она заперла Дэниела снаружи, искренне понадеявшись, что он не воспримет это как ограничение своей свободы. На кухонном столе она оставила аккуратно прикрытый чистой накрахмаленной салфеткой завтрак – выложенный на тарелку омлет и две сосиски, с приложенной запиской, гласящей, что их надо разогреть в микроволновке, а также плетенку с хлебом, масленку с маслом, сложенные конвертиками оставшиеся со вчерашнего вечера блины и баночку крыжовенного варенья.

В плотном графике встреч нужно еще было как-то умудриться выкроить время, чтобы заскочить домой днем, на скорую руку приготовить гостю обед, а потом либо выпроводить его восвояси, либо оставить-таки запасные ключи, чтобы несчастный англичанин окончательно не превратился в пленника.