– Сегодня я говорю много слов, – сказал шаман, – но это слова прощания. Ты выполнишь для меня последнее задание, а потом я отпущу тебя. Твой дух будет свободен.

Призрак затрясся и, не поднимая головы, протянул дрожащие руки к своему хозяину.

– Благодари не меня, а его, – сказал Грибной Альв, указывая на Ратмира. – Личный пример – лучшая проповедь.

– Я ничего не… – начал было Ратмир, но шаман остановил его властным движением руки и снова повернулся к слуге:

– Сегодня ты спросишь у Ночных Королей о проклятии этого юноши и слово в слово передашь мне их ответ. А потом ты будешь свободен.

Мертвец взвыл, попятился на коленях и провалился под землю. С шумом и шипом посыпался вниз живой наряд колдуна. Подземные твари отправились восвояси. Багровое сияние меркло, Луна таяла, истончаясь на глазах, с низин поднимались белесые клочья тумана.

– Я слушаю тебя, Торгрим, – прошелестел колдун, закрывая глаза. Он упал на колени, затрясся, выгнулся назад. – Внутренний волк, который достался тебе по наследству, – начал бормотать он. – Они говорят, что этот зверь пожрал душу твоего отца… И чуть было не сожрал тебя, но монах перед смертью… сковал волшебную цепь… и пленил твоего Внутреннего зверя…

– Какую цепь? Я не понимаю…

– Есть легенда… о гигантском волчонке Фенрире, который в Рагнарек убьет Предателя Воинов. Боги посадили Фенрира на волшебную цепь, сделанную гномами из того, чего не было на земле: шума шагов кошек, корней гор, голосов рыб. Иначе его мощь было не сдержать.

– Я слышал эту легенду. Но при чем здесь я?

Грибной Альв открыл мутные глаза.

– Священник не проклял тебя. Он увидел, как в твоем подвале проснулся Волк, и сделал единственное, что мог: посадил твоего Зверя на чудесную цепь из того, чего не существует в нашем мире.

– Что это?

– Чудо великого сострадания, – почти шепотом ответил колдун, будто говоря о священной песне или вещи, принадлежавшей богам.

– Но он не успел рассказать, как с этим жить, – сказал Ратмир. – Может быть, Короли Мертвых открыли это тебе?

– Они живут в темноте, а темнота живет в их ответах. Дети Земли сказали, что сыну волка нужно искать отца всех камней: Камень-Алатырь.

– Что это?

– Камень, я полагаю, – в голосе шамана прозвучала насмешка.

– Где его искать?

– Они показали мне это, – Грибной Альв поднял сухой сук и принялся водить им по земле. Ратмир молча смотрел на нарисованную волнистую линию, похожую на закрученную раковину улитки.

– Что это значит?

– Этот рисунок можно увидеть на подушечках пальцев человека. Так устроена женская утроба, в которой зарождается жизнь. Этим знаком высекают изображение Луны и бесконечности. А еще это знак Лабиринта.

– Лабиринта?

– Место под землей для тех, кто должен пройти испытание. Он находится на одном из островов в землях Гардарики. И, возможно, именно это место ты ищешь. Может быть, там ответят на твои вопросы… А теперь уходи. – Грибной Альв медленно снял жуткую маску, бросил ее рядом с собой и растянулся прямо посреди поляны. – Мое путешествие отняло много сил. Я устал.

– Благодарю, – сказал Рамир, глядя в неподвижное лицо. – Да будут легки твои полеты между мирами.

Грибной Альв не ответил. В тишине юноша различил глубокое, спокойное дыхание. Шаман спал, как умиротворенный морщинистый младенец.

Обернувшись, перед тем как скрыться в чаще, Ратмир увидел, что спит шаман, свернувшись в клубок посреди грибных шляпок, что краснели на поляне, повторяя рисунок спирали, сделанный Альвом на земле. Он лежал в самом центре, зеленый мох покрыл руки и ноги, забрался на грудь.

Очертания тела колдуна вскоре слились с лесной муравой, став частью единого целого. Мать Земля укрыла свое чадо зеленым одеялом, чтобы вернуть ему потраченные силы, звезды между сосен шептали древнюю колыбельную, что слышат лишь звери, шаманы и Тайный Народ.

Браги Сигурдсон говорил, что море объединяет людей, а земля разъединяет. Леса и болота севера были настолько непроходимы, что гораздо быстрее можно было добраться из одного селения в другое на лодке или корабле вдоль берегов, чем пешком или на лошади. Но со времен смуты, начатой походами Атли, шхеры кишели разбойниками, повадившимися грабить корабли.

Защититься от шаек могли лишь города с высокими стенами и гарнизонами тех ярлов, кто сумел удержать власть. Вскоре под защиту фортов потянулись вереницы беженцев из неспокойных окраин.

В Бирку, куда решил отправиться Ратмир, чтобы купить место на корабль в Гардарику, вела лишь одна большая старая дорога. Имени у нее не было: назвать – значит ограничить, а конец пути здесь у каждого был свой. Дорогу так и звали: Дорога.

Разные люди встречались здесь. Скрипели телеги со скарбом больших семей в сопровождении крепких настороженных мужчин, не убиравших рук с топоров за поясами. Их суровые жены тоскливо оглядывались, некоторые шепотом пытались угомонить расшалившуюся ребятню, для которой семейные передряги были всего лишь новым веселым приключением.

Месили грязь караваны торговцев под охраной конников в пыльных плащах с мечами и луками. Скучавшие купцы без устали пили пиво и изредка запевали песни, что брали с собой из далекого дома вместе со щепотью родной земли.

Были здесь и бродячие торговцы, похожие на бандитов, и бандиты, похожие на торговцев, и странствующие колдуны, и просившие милостыню нищие, и расточавшие мудрость проповедники. Некоторые путники знакомились между собой и сбивались в группы, чтобы в первую же ночевку за брагой у костра открыть друг другу души или вскрыть животы.

Дорога была ничьей и принадлежала всем одновременно. Она и текла, и лежала неподвижно, навевая то печаль, то радость, то тревогу. Странной была Дорога: опасной и волшебной, как сама жизнь.

Выносливый мохноногий конь, стоивший Ратмиру целое состояние, шел ровным шагом. Мерное движение убаюкивало. Всадник то и дело клевал носом. Когда подбородок упирался в грудь, он вздрагивал, открывал глаза и озирался, неизменно натыкаясь на завистливые взгляды пеших путников.

– Эй, красивая! – гаркнул кто-то за спиной. – Охрана не нужна?

Обернувшись, Ратмир увидел двоих мужчин, обступивших с двух сторон бредущую с плетеным коробом за спиной высокую стройную женщину. Она держала за руку худенького мальчика с русыми кудрявыми волосами.

Он узнал жительницу города, который сам предал огню. В ушах загудело пламя, раздались треск и предсмертные крики, словно кричали от боли сами охваченные огнем избы. Тело обожгло невидимым пламенем, Ратмир сжал зубы от горючей боли и покачнулся. На судорожно сжатых кулаках на поводьях проступили волдыри ожогов.

Нет, только не сейчас…

– Мы спешим, – бормотала женщина, пытаясь увернуться от рук одного из «охранников». Второй зашел сзади и открыл крышку короба, заглянув внутрь.