— Интересно, где вы так научились целоваться? Неужели когда играли роль леди Тизл в паре с викарием вашей церкви? Если это так, то мне придется в корне пересмотреть мои взгляды на строгость и чопорность провинциальных нравов! — воскликнул Хартвуд, повалившись на кровать в своей спальне. Его красивое лицо было невозмутимо спокойным, и, как обычно, легкая усмешка пряталась в уголках его губ.

Элиза промолчала. Обида на него, досада на себя — ну почему она опять поддалась его обаянию и актерским уловкам? — сжимали ее сердце. Да, днем в рабочем кабинете лорда Хартвуда было легче легкого давать обещания, что она никогда не увлечется им, не полюбит его, какие бы вольности ни позволял он себе. Она ведь клялась, что не совершит никаких сентиментальных глупостей. Они ведь заключили соглашение, согласно которому она поможет ему осуществить его замысловатый план, руководствуясь не чувствами, а исключительно благоразумием и практическими соображениями.

Но то, что днем казалось легким и, более того, разумным, ночью при свете свечей выглядело совсем по-другому. Поцелуи, пробудившие ее чувственность, по всей видимости, были с его стороны лишь ловким приемом. Судя по всему, Хартвуд был нисколько не взволнован после недавней любовной сцены, которую он разыграл ловко, искусно, продуманно, словно партию в шахматы. Но Элизе не нравилось чувствовать себя пешкой в его руках.

Внезапно она с горечью поняла, впервые осознав глубоко и ясно, почему приличной женщине никогда не позволяется находиться наедине с мужчиной. Опасность в таких встречах тет-а-тет, без компаньонки, представлял не только мужчина, пусть даже такой красивый, хитрый и коварный, как лорд Лайтнинг, опасность скрывалась именно в женщине. Изменение ее отношения к Хартвуду произошло незаметно, как-то само собой. Элиза не ожидала от себя подобной перемены. Одеяние приличной девушки больше не защищало ее, а без этой защиты она оказалась совершенно безоружной перед теми опасностями, о которых она даже не подозревала, но притягательную силу которых она ощущала все сильнее и сильнее.

— Ты молчишь, Элиза? — ласково и встревоженно спросил Хартвуд. — Неужели я так напугал тебя своей разыгранной страстью? Да, я виноват, — с грустью сознался Хартвуд. — Но пойми и меня, я сам испугался. Думаю, мне следует выбранить тебя. Ведь ты обещала не искушать меня, не подталкивать меня к нарушению собственных же правил но опять не сдержала слова. Но в душе я нисколько не виню тебя. Не стану я также угрожать тебе, расторжением нашего договора. Конечно, ты получишь свои деньги. Хотя мне следует вести себя сдержаннее и осторожнее, а то ненароком попадешь к тебе в сети, поддавшись твоим обольстительным чарам.

— Я дала вам обещание, что не увлекусь вами, — разозлилась Элиза. — И я не собираюсь его нарушать. Я человек слова.

— Как приятно это слышать! — усмехнулся Хартвуд, насмешливо приподняв бровь. — Но для меня такой поворот — полная неожиданность. Невероятно, но мне приходится упрекать даму в том, что именно она покушается на мою добродетель. С каждым часом я все больше убеждаюсь, как все-таки я не ошибся. С тобой действительно очень приятно иметь дело.

— Думаю, что у вашей матери совершенно противоположная точка зрения.

— Ах да, как я мог забыть?! Ты, ведь вместе с остальной прислугой слышала, как моя матушка благословляла наш союз.

— Я слышала все, что она сочла нужным вам сказать.

— И каково твое мнение? Разве тебе не хочется стать леди Хартвуд?

— Брак — это не повод для шуток, — огрызнулась Элиза. — Ваша мать затеяла разговор с целью оскорбить вас, а вы не остались перед ней в долгу, отвечая ей в таком же оскорбительном тоне.

— В порыве гнева я наговорил много лишнего. Но разве довод, который я привел ей, не убедителен? В самом деле, какая разница между женщиной, продающей тело на ночь, и дамой, продающейся за титул?

— Возможно, нет никакой. Но разве это не лишний повод для нас, женщин, не выходить замуж?

— Итак, ты отказываешься стать моей женой?

— Всему есть предел, в том числе и моей готовности вам помогать. Мне бы не хотелось обижать или унижать вашу мать.

Хартвуд с удивлением взглянул на нее:

— Интересно, наступит ли время, когда я перестану удивляться твоим словам и поступкам. Подумать только, я предложил руку и сердце моей любовнице, а она мне отказывает.

— Но ведь я не ваша любовница! — запальчиво крикнула Элиза. — И ваше предложение, мягко говоря, глупая шутка. Лучше приберегите ваши театральные фокусы для вашей матери. Не стоит напрасно распылять ваши оскорбительно-издевательские таланты, здесь нет зрителей.

— А как же ты, моя прекрасная фея? — промурлыкал Хартвуд. — Увы, видимо, мне никогда не удастся произвести на тебя выгодное впечатление.

Его карие глаза засветились теплым, нежным светом, в них сияла такая непосредственность, что Элиза поверила в его искренность, но только на миг. Нет, больше она не собиралась попадать на его удочку. Он опять играл, забавлялся с ней, но сейчас такая игра уязвляла Элизу. Те искренние чувства, которые он пробудил в ее душе, нельзя было обмануть дешевыми наигранными чувствами.

— Вы когда-нибудь прекратите представляться? — рассердившись, спросила она. — Или для вас нет ничего серьезного, все для вас детская забава?

— Для меня все и всегда одна лишь игра, — резко ответил он. — Кажется, в самом начале нашего знакомства я дал ясно это понять, и разве не ты сама объяснила эту черту моего характера? Будучи Львом по гороскопу, я жил и живу, ради любви, точнее, не я сам, а моя сущность Льва.

Пока он говорил, теплый свет в его глазах, потух. Между ними как будто опять опустился незримый занавес, и Хартвуд прятался за этим занавесом. Внезапно до Элизы дошло, как глупо она себя вела, и все потому, что не понимала его. Так обмануться замеченными в его глазах болью и нежностью, его стремлением к ней — ведь она принимала все это за первые робкие ростки любви. Она полагала, что он учится любить. Как же она заблуждалась! Будучи Львом по натуре, Хартвуду незачем было учиться любви: он привык играть с любовью, а также играть в любовь; он походил на избалованного ребенка, который так и не стал взрослым мужчиной. Он забавлялся любовью и раньше, и сейчас, одним словом, всегда.

Однако! Элиза не могла позволить, чтобы он заметил, как его легкомысленная игра в любовь сначала превратила ее в страстную женщину, а затем в дурочку, потерявшую голову от любви.

Голосом, не менее, если не более ироничным и равнодушным, чем у него, она сказала:

— Думаю, я недооценила влияние Урана, новой планеты, открытой недавно сэром Уильямом. Тетя не раз предупреждала меня, что те, кто рожден под знаком Урана, обладают горячим, взрывным темпераментом, поэтому их любовь провоцирует их на порывистые выходки, зачастую очень шокирующие. Нет ничего удивительного в том, что вам дали прозвище лорд Лайтнинг, лорд поражающий, как молния. Поэтому однажды вечером вы заставили мать отобедать вместе не только с вашей любовницей, но и с любовницей вашего отца. Затем вы обозвали мать шлюхой и тут же едва не совокупились со мной на пороге ее спальни. Конечно, вы должны были установить новый рекорд в разыгрывании детских шалостей.